Мир-Цирк   ::   Лонгиер Барри

Но, слушая, он понимал, что эта солдатская песня рассказывает о риске, о завоеванных и потерянных мирах, о стремлении к смерти, о жизни, переполненной событиями, но лишенной смысла. Неожиданно песня умолкла. Алленби поднял глаза. Пейнтер, кивнув, наклонился и опустил медяки в руку арванианина.

Предсказательница Гене положила руку на плечо Алленби, но тут Наавон встал, наклонился и вытащил из костра головешку. Он повернулся, вышел из круга позади Дишну и начал рисовать углем на стене пещеры. Алленби не мог уловить смысла небрежных линий и кривых, но все время, пока Наавон рисовал, он чувствовал, как рука Гене сжимает его плечо.

– Есть! – шепнула она. – Теперь я могу читать их!

Пока арванианский офицер рисовал, Гене поманила зазывалу, тихонько передала ему несколько мовиллов и что-то шепнула на ухо. Зазывала кивнул и прокрался к своему костру. Предсказательница снова повернулась к Алленби:

– Я уже послала весточку Джеде. Пусть готовит цирк к представлению.

– Зачем?

– Великий Алленби, ты должен предложить арванианам перемирие.

Алленби нахмурился:

– Ты уверена?

Гене тоже нахмурилась:

– Предсказательница я или нет?

– Ты, конечно, предсказательница, – прошептал Алленби, – но Наавон Дор захочет знать основание для перемирия.

– Скажи ему, что перемирие тебе нужно, чтобы устроить представление.

– Представление…

– Прошу прощения, – вмешался Госс. – У вас принято болтать во время представления?

Алленби поднял брови и пожал плечами:

– Извини, Госс. Никто не хотел обидеть твоего командира.

Госс кивнул и обратил взгляд к рисунку, начавшему обретать форму под головешкой Наавона.

– Помните об этом, когда придет время платить моему командиру гонорар.

Два дня спустя Алленби стоял на опушке большой поляны, наблюдая, как две роты вооруженных арванианских наемников общаются с тремя сотнями вооруженных защитников Момуса. Оба отряда собрались на поляне, ожидая начала парада-алле. Этого достаточно, чтобы проверить, доверяешь ли ты предсказателям. Визг паровой каллиопы послужил сигналом, и толпа на дальнем конце поляны расступилась, пропуская клоунов в ярких костюмах, а за ними – вереницу ящеров, коней, жонглеров, акробатов, платформу на колесах, везущую воздушных гимнастов, потом саму каллиопу, ревущую марш, который можно было услышать даже на расстоянии двух дней пути при встречном ветре.

Арваниане и момусиане по большей части избегали друг друга. Но вот начали образовываться маленькие группки. Момусиане указывали на различных звезд арены, объясняли любопытным наемникам номера. К заходу солнца, где-то на середине представления, факелы, закрепленные по периметру, освещали момусиан и арваниан, передающих друг другу кувшины с заболонным вином, обсуждающих достоинства различных номеров и… смеющихся.

Алленби почувствовал, что рядом кто-то есть, обернулся и встретил взгляд Наавона Дора.

– Командир Дор.

Наавон кивнул:

– Лорд Алленби. Можно задать вопрос?

– Конечно, хотя не обещаю ответить.

– Это перемирие, цирк… почему вы предложили это?

Алленби пожал плечами:

– Вы знаете о наших предсказателях, старший офицер?

Наавон нахмурился:

– Та, которую зовут Гене, что-то такое поняла в моем рисунке, не так ли?

– И в песне Госса.

Наавон опустил глаза, потом покачал головой:

– Гене увидела во мне что-то, что не допустит уничтожения этого цирка. Как она видит то, чего не вижу я?

– Она обучена этому.

Наавон кивнул.

– А увидела ли она, что это перемирие может стать миром?

– Глазам предсказателя не все ясно, Наавон Дор. Ясно только, что мы не служим ничьему предназначению, кроме собственного – цирка.

– Как Гене увидела это во мне?

Алленби пожал плечами:

– Трудно объяснить, да я и сам не понимаю. Сомневаюсь, понимает ли это сама Гене.