Миры без конца   ::   Саймак Клиффорд Дональд

Наступила пауза — не очень длинная — затем:

— Вы уверены, что он мертв?

— Я не прикасался к нему. Он сидит в кресле и кажется мне мертвым.

— Еще кто-нибудь знает об этом?

— Никто. Даррел нет в приемной, но…

— Вы никому не кричали, что он мертв?

— Ни слова. Я подошел к телефону и вызвал вас.

— Вы славный парень! Вы умеете работать головой. Оставайтесь там, ни с кем не разговаривайте, никого не впускайте и ни до чего не дотрагивайтесь. Мы выезжаем.

Связь прервалась, и Норман Блэйн положил трубку на место.

Кабинет все еще отдыхал, но это продлится недолго. Скоро сюда ворвется Пауль Феррис со своими головорезами.

Блэйн неуверенно стоял возле угла стола и ждал. И теперь у него, наконец, было время поразмыслить, теперь, когда шок прошел и факт начал доходить до сознания, у него появились новые мысли.

Он нашел Гизи мертвым, но поверят ли они, что Блэйн нашел его мертвым? Блэйна спросят, как он сможет доказать, что нашел Льва Гизи мертвым?

Зачем Гизи вызвал его? — будет вопрос. Часто ли Гизи вызывал вас раньше? Некоторое отклонение в вашей работе… Как ваша частная жизнь? Не совершили ли вы некую неосмотрительность?

Он покрылся потом, размышляя над этими вопросами.

Феррис был совершенным. Нужно быть совершенным и безжалостным, чтобы возглавлять «Охрану». Его ненавидели с первого взгляда, и страх был необходимым фактором, чтобы противодействовать ненависти.

«Охрана» была необходима. Гильдия — громоздкая организация, и ее нужно было держать в руках. Интриги должны вырываться с корнем. Уклонизм — сделки с другими гильдиями — должен быть уничтожен раз и навсегда. В лояльности любого ее члена не должно быть никаких сомнений, и для эффективности всего этого нужна железная рука.

Блэйн хотел опереться на стол, но вспомнил, что Феррис велел ему ни до чего не дотрагиваться.

Он отдернул руку и опустил ее, что показалось неуклюжим и неестественным. Он заложил руки за спину и стал покачиваться взад и вперед.

Он нервничал.

Он резко обернулся посмотреть на Гизи, опущена ли его голова на грудь, стискивают ли руки подлокотники. На секунду Блэйн представил себе, что Гизи вовсе не мертв, что он поднял голову и глядит на него. И если бы это было так, то Блэйн удивился бы.

Но удивляться не пришлось. Гизи по-прежнему был мертв.

И теперь, впервые за все время, Норман Блэйн начал смотреть на него в связи с кабинетом — не как на единственно интересное, но как на человека, который сидит в кресле, которое стоит на ковре, который лежит на полу.

Раскрытая ручка Гизи валялась на столе перед ним, словно прокатившись по листу бумаги. Очки Гизи лежали возле ручки, с другой стороны стоял стакан с остатками воды на дне, возле него лежала пробка от графина, из которого Гизи совсем недавно налил в стакан.

А на полу возле ноги Льва Гизи лежал единственный листочек бумаги.

Блэйн стоял, глядя на него, и думал, что это такое. Это какой-то бланк, решил он, и на нем что-то написано. Он обогнул стол, чтобы лучше его разглядеть, движимый нелогичным любопытством.

Он наклонился, чтобы прочесть написанное, и в глаза бросилось имя: НОРМАН БЛЭЙН!

Он наклонился еще ниже и поднял листок с ковра. Это был приемный бланк, датированный позавчерашним днем, и он указывал Нормана Блэйна как начальника отдела «Записей Снов». Приказ вступал в силу с полуночи сегодняшнего дня. На нем стояли должная подпись и печать.

Дело Джона Реймера, подумал Блэйн, то, о чем несколько недель шептались по всему Центру.

На секунду он почувствовал торжество. Выбрали его. Он был подходящим для этой работы! Но это было больше, чем торжество. У него была не только работа, у него были ответы на вопросы, которые ему зададут.

Почему вас вызвали? — спросят его. Теперь он может ответить.