Молот   ::   Лем Станислав

Хочу слышать свое дыхание и чувствовать свой пульс. Хочу иметь возможность лечь, встать на колени. Я знаю теорию всего этого, а представить себе не могу, но это должно быть прекрасно, особенно, особенно если это делает зрелый человек и – впервые. Я хочу закрыть глаза и чувствовать прикосновение к лицу женщины, к ее шее, ощущать ее ресницами, веками и потом заплакать.

– Что? Что? Ты же говорил, что не можешь любить, потому что у тебя нет желез, ты же сам это говорил!

– Да, говорил. Это все правда.

– Так как же…

– Ты же спрашивал меня, о чем я мечтаю, а не что я могу.

– Да, это так…

– Почему ты побледнел?

– Я не хотел. Извини меня. Я не знал. Это… страшно.

– Ты полагаешь, что лучше не мечтать?

– Если осуществление мечты невозможно…

– Будь осторожен с экстраполяцией. Мои мечты не основываются на воспоминаниях или опыте, таковых у меня нет. Ты смотришь на это так, словно перед тобой человек, которому взрывом оторвало ноги. У меня ног никогда не было. Это большая разница.

– Ты еще и успокаиваешь меня! Но ведь это больно… Возможно, ты прав. Это, пожалуй, всего-навсего… любопытство, а? Может, так оно и есть?

– Мои мечты?

– Да, твои мечты.

– Можно назвать и так. Почему ты замолчал? Ага, я начинаю догадываться. Кажется, ты опять думаешь о… чувствах, да?

– Точнее, о состояниях. Счастье – несчастье. Это тебе не чуждо? Не так ли?

– Ты прав. Конструкторы создали нечто большее, чем то, что было в чертежах.

– Да. Но мои родители… они знали еще меньше. Прошу тебя, скажи мне, это мой последний вопрос на сегодня: как ты все это выдерживаешь?

В ответ он услышал тихое позванивание.

– Смеешься? Надо мной?

– Ты переоцениваешь сходство или недооцениваешь различия. Что же мне остается делать? Ты что-нибудь слышал о попытках самоубийств?

– Нет.

– Это, вероятно, требует кое-каких конструктивных усовершенствований. Может, со временем их введут. Я, по всей видимости, какое-то промежуточное звено на пути к более совершенным конструкциям.

– Как и я. В противном случае чего бы я тут с тобой сидел?

Они замолчали.

– Ты позавтракал?

– Да, спасибо. Выпил, кажется, какао. Ты так заботлив. А я могу проявить заботу о тебе?

– В какой-то мере. У меня потребности небольшие, ты это знаешь. Тебе нужны какие-нибудь сведения?

– Да. Каков градиент прироста скорости?

– Нормальный.

– На завтра у нас запланировано значительное увеличение ускорения?

– Да.

– Какова насыщенность окружающего нас вакуума?

– В пределах нормы. Нет ни частиц, ни метеоров, ничего. Небольшое количество ионов кальция, видимо, это старый след экстрасолярной кометы. Мы пересекли его четверть часа назад.

– Почему ты мне не сказал?

– Мы с тобой вели такую интересную беседу о мечтах… Кроме того, в этом ничего особенного нет.

– Да, пожалуй, и так, но я бы хотел… Я пойду в рубку.

– Хорошо. А тебе… не было скучно… со мной?

– Нет.

– Нет?

Они умолкли.

– Благодарю тебя.



4

Когда ракета стояла на земле, она была большой. Тень ее – широкая и длинная – напоминала взлетную полосу. Тупой нос ракеты, утолщенный в поперечнике, черным силуэтом вырисовывался на фоне неба и был похож на молот. Снаружи она и сейчас выглядела большой. Он помнил ее огромный хребет с двумя килями. Перед полетом он ради любопытства немного постоял на нем. А вот внутри за время путешествия становилось как бы теснее и теснее. Может, потому, что здесь не было ничего лишнего, бесполезного. Никаких ненужных закоулков, запутанных переходов, крутых поворотов – строгая, прекрасная в своей простоте геометрия. Плавные линии потолочных перекрытий в коридорах. Шеренги боковых проходов к помещениям, каждое из которых имело свое назначение. Нежные тона пластмассы, мебель обтекаемой формы, как бы являющаяся частью стены или пола.