Монумент   ::   Грэхем Йан

Губы неимоверно распухли и едва двигались, к тому же оказались слеплены засохшей кровью.

– Отходную… – В голосе молодого человека послышалось смущение. – Признаться, отходную я уже прочитал. По ошибке. Я нашел его на заре, он провел всю ночь на улице. Тело было в крови – и холодным к тому же. Разумеется, я решил, что он мертв…

– Немудрено, – буркнул старик.

– Тут подоспели священные стражи. Когда они начали грузить тело в повозку, из него пошла кровь…

– Стало быть, сердце еще билось.

– Я не мог поверить своим глазам. И сразу же послал за вами.

Послышался влажный «хлюп», будто что-то плюхнулось в миску с водой.

– Ну что ж, – проговорил старик, – раны я промыл, а кровь на теле мы пока оставим. Не стоит тревожить его без нужды.

Теперь раздался негромкий скрежет – медленный и ритмичный. Такой звук издает пестик, трущийся о ступку.

– Нитбана? – спросил молодой голос.

– Угу. Этому бедолаге повезло, что я прихватил ее. А вот луговица скоро закончится. Надо было взять побольше… – Скрежет стих.

Баллас почувствовал, что старик наклонился ближе – почти к самому его лицу.

– Он пил. Прелестное смешение ароматов чувствую я в его дыхании. – Голос старика сделался насмешливым. – Виски, эль, вино, ром… Все – не лучшего качества.

– Я нашел его на Винокурной улице, – объяснил юноша. – В том квартале расположены всякие кабаки, игорные дома и… э…

– Бордели, – закончил старик, поскольку его молодой собеседник явно затруднялся произнести это слово. – Я в курсе, что за квартал. И мне хотелось бы спросить, Бретриен: много ли ты знаешь о своем пациенте?

– О нем? Ничего не знаю. Я просто нашел его там, полумертвого… Мой долг обязывал ему помочь. Я же давал клятву. Как я мог бросить на произвол судьбы страдающую душу?

Старик пробормотал что-то невразумительное.

– Простите?

– Будь осторожен. – На этот раз голос прозвучал громче. – Ни один порядочный человек не станет шляться по кабакам на Винокурной улице. – Снова заскрежетал пестик. – Разверни-ка бинт. Спасибо. – Послышалось чавканье, словно старик возился с какой-то полужидкой массой.

– Мы ничего о нем не знаем. Мало ли какие обстоятельства его туда привели.

Старик рассмеялся.

– Обстоятельства!.. В чем тут сомневаться? Ты нашел его в одном из самых мерзких кварталов Соритерата, пьяного, избитого, на полпути к Лесу Элтерин…

– Я должен дать ему приют.

– И надолго?

– Пока он не поправится. Если, конечно, это…

– …это чудо…

– …произойдет, – закончил молодой человек.

Чавканье прекратилось. Что-то холодное и липкое размазалось по груди Балласа. Мазь приятно увлажняла и холодила кожу. Потом тело обхватил тугой бинт, и ребра мгновенно отозвались болью. Показалось – в грудь ударила молния. В глазах потемнело. Баллас дернулся и захрипел.

– Ага! Вот и ответ на твой вопрос. Видел? – В голосе старика сквозило удивление. – Ну что ж, ну что ж… Обнадеживает…

Возможно, старый лекарь говорил что-то еще, но Баллас уже не слышал. Сполохи ослепительно яркого света вспыхивали перед глазами. Боль нарастала, катилась по телу тяжелой волной, точно раздирая его изнутри острыми раскаленными когтями. Потом свет померк, и Баллас провалился в теплое черное забытье.

Минуло несколько дней. Баллас не мог наверняка сказать, сколько именно – редкие моменты, когда он приходил в сознание, быстро сменялись беспамятством. Наконец, в очередной раз открыв глаза, Баллас осознал, что чувствует себя несравненно лучше.

Он огляделся. В маленькой комнатке с белыми стенами и единственным, плотно занавешенным окном горел очаг. На столике возле кровати выстроились ряды баночек и флаконов с лекарствами.