На острие луча   ::   Шепиловский Александр Ефимович

 — Каждый школьник знает, что скорость света — предел и никакое материальное тело, будь то ракета или простая молекула, не достигнут этой скорости, ибо в противном случае масса их станет бесконечной, что определенно невозможно. Сверхсветовых скоростей вообще нет в природе. Ты просто переутомился, нанюхался краски. Иди приляг, отдохни. На сигаретку.

А сам прекрасно знает, что я не курю. Я понял, что спорить с этими неучами бесполезно и, отшвырнув в сторону амперметр, направился к выходу. Никто не окликнул меня, только раздался чей-то шепот:

— Смотри-ка, распетушился.

Не успел я взяться за ручку двери, как она распахнулась и на пороге застыла наша уборщица. Узенькие глазки ее на этот раз заметно расширились, нижняя губа, как в судороге, исказилась.

— Вы больны? — спросил я.

Она покачала головой и срывающимся голосом проговорила:

— Там, тама… в шестой мертвец.

— Какой еще мертвец? — удивился я.

— Живой, настоящий.

Подбежали сотрудники.

— Живой, говорите? — переспросил Марлис. — Значит, это не мертвец.

— Да мертвец же, о господи! Сама видела.

Мы бросились в шестую. Я был впереди и бесшумно распахнул двухстворчатую дверь. От увиденной картины все отпрянули назад.

По комнате медленно вышагивал скелет. На нем были блестящие коричневые штиблеты, а сбоку, у бедра, висела черная расческа. Двери были моментально прихлопнуты. Марлис вытер обмоткой соленоида мгновенно вспотевший лоб, оставив на нем несколько царапин.

— Черт те что!

— Ерунда какая-то, — пробурчал Кнехт.

— Действительно, вздор, — сказал начальник «второй» и повернулся к своему помощнику: — Зайдите-ка, узнайте, в чем дело.

— А почему именно я? Ведь не секрет, что у меня больное сердце. Вот вы, дорогой лаборант, молодой еще, зайдите и смело спросите: «Гражданин, что вы тут делаете?»

Лаборант побледнел и ткнул пальцем в меня. В это время дверь приоткрылась, и скелет высунул череп и спросил:

— Что вы тут как заговорщики шепчетесь? Возмутительно!

Молодой лаборант и помощник, громыхая по ненатертому паркету, бросились бежать.

— А ведь серьезные люди, научные работники к тому же, — сказал скелет и «цокнул» языком. Языка не было, но звук-то мы отлично слышали.

Я посмотрел на его штиблеты, хмыкнул про себя и глянул на остальных. Они гипсовыми изваяниями так и вперились в пустые глазницы черепа.

— Что с вами? — дрогнувшим голосом спросил скелет и весь вывалился наружу.

Порази меня гром, раздави меня бульдозером, но его был голос необщительного профессора! И штиблеты вот его. Конечно, он! В чудеса я не верю и поэтому спокойно спросил:

— Профессор, посмотрите на себя. Вы ничего странного не замечаете?

— Что вы имеете в виду?

— Ваш облик. Вы же скелет.

— Галлюцинации.

— У одного — возможно. Но не у всех же разом. Вероятно, ставя эксперимент, вы подверглись какому-то излучению и мягкие ткани организма, а также ваш костюм стали невидимы. Лучи повлияли также на ваш зрительный нерв, и вы видите себя нормальным человеком. Убежден, что притронувшись сейчас к вам, я нащупаю не кость, а тело.

И не дав Бейгеру опомниться, я положил ладонь на его плечо. Меня трудно ошарашить, но тут я был потрясен. Пальцы с небольшим усилием, как через студень, прошли сквозь мякоть мышц, сквозь сухожилия, я ощутил твердую ключицу, обхватил ее и непроизвольно сжал в кулак. Профессор чертыхнулся, я убрал руку и, не теряя самообладания, сказал:

— Вы и в самом деле скелет! В полном значении этого слова.

— Скелет, — подтвердил Марлис.

— Скелет, говорите? Возмутительно! Что-то я не предусмотрел.

Профессор засопел и пошел в глубь лаборатории. Я за ним. Услышав мои шаги, он обернулся:

— Прошу без посторонних, — и скрылся за эбонитовой перегородкой, из-под которой выглядывали его штиблеты с торчащими из них костями ног. Тотчас послышалось монотонное, все усиливающееся гудение.