На острие углы   ::   Стальнов Илья

Густав Бауэр, казалось, по-прежнему был предупредителен и словоохотлив, но я чувствовал, что его что-то гнетет. О причинах этой перемены можно было только гадать. Я понимал лишь, что произошла она после того, как он увидел эту злосчастную брошь.

Остаток вечера был испорчен, так что я испытал облегчение, когда, сославшись на дела, встал из-за стола и распрощался.

Идя по улице, я ощутил какое-то неудобство. Будто мурашки побежали по спине. Это было чувство упершегося в затылок чьего-то пристального взгляда...

Пройдя пару десятков метров, я не выдержал, придержал шаг. Резко обернулся.

Железные ставни крошечного окна были распахнуты. И в самом окне я увидел силуэт. Герр Бауэр напряженно смотрел мне вслед.

* * *

Я был разбужен переливчатым колокольным звоном. В Багдаде меня будил голос муэдзина. Здесь - разноголосица колоколов. Звон был куда приятнее для слуха... Но только не для человека, который намеревался хорошенько выспаться.

Звон шел со всех сторон. В каждой из трех тысяч московских церквей было минимум пять колоколов, так что можно представить, какой фантастический звук плыл над утренним городом.

Солнце с раннего утра щедро делилось своим теплом. Люблю солнце. Может, и не так уж не правы были древние, когда утверждали, что великое светило наполняет каждую тварь земную жизненной силой. Действительно, когда после долгой зимы и хмурого неба одаривает оно нас своими ласковыми лучами, возвращаются забытые желания и стремления, хочется жить без конца, хоть миллион лет. Поэтому настроение у меня вновь было светлое, напрочь забыт неприятный осадок от вчерашнего разговора с герром Бауэром Солнечный свет имеет обыкновение развевать по ветру вечерние страхи и неприятности. Сейчас мне казалось все произошедшее вчера неважным, незначительным. Мало ли у кого какие странности. Каждый человек имеет право на причуды, а также на то, что ему не будут напоминать о его мелких недостатках.

День для меня, как обычно, начался с утренней молитвы, в которой я просил у Бога удачи в моих начинаниях. А день обещал быть напряженным. Я честно строил планы, которые просто обязаны были принести мне успех.

Приведя себя в порядок, я направился по делам. Первый мой визит был к герру Зонненбергу.

На улицах была толчея. Скрипели по деревянным настилам улиц телеги. Спешили по своим делам люди - москвичи предпочитают ходить пешком, притом ходят очень быстро. Служивый люд передвигался верхом, равно как и вся знать. Для знатных людей считалось приличествующим ехать верхом, и даже когда они шли пешком, многочисленные слуги вели за ними коней. Экипажей, ведомых, как правило, одной лошадью, было не слишком много, большей частью в них ездили дородные, богато одетые женщины.

- Разойдись! - проревел извозчик, гоня куда-то свой экипаж, на меня брызнула лужа.

Вслед ему понеслась забористая ругань.

Протряслась по бревнам богатая, запряженная шестью лошадьми карета - это ехал кто-то из князей. Много было русских в европейской одежде, гладковыбритых - результат действий царя Петра, жестоко насаждающего западные порядки.

Я позавтракал в гостином дворе в окаймленном белокаменной стеной Китай-городе, потом нашел конторку герра Зонненберга. Он, видно, с раннего утра был на месте, парик его сполз на затылок. Купец, меряя шагами маленькое помещение, диктовал писцу, который, высунув язык, писал гусиным пером в толстую амбарную книгу:

- Получено одиннадцать собольих мехов по три рубля за штуку...

Мне он обрадовался.

- Через полчаса нас ждет князь Одоевский... Вы должны произвести на него впечатление, герр Эрлих.

- Я постараюсь...

Князь Яков Никитович Одоевский проживал тут же, в Китай-городе.