На суд зрителей   ::   Фостер Алан Дин

— Прежде чем ты испустишь дух, расскажи, ради бога, что у тебя там случилось? Из-за чего мне пришлось прервать… э-э-э… деловое свидание?

Дэвид усмехнулся, потом начал серьезным тоном:

— Дон, с тех пор, как умерли мои родители, ты был мне отцом…

Дядюшка перебил его:

— Если ты явился сюда для пьяной болтовни, вставай и выкатывайся, племянничек! А если догонишь красивую девушку… с которой мы… э-э… беседовали о делах, скажи ей, чтобы возвращалась…

Дэвид улыбнулся.

— Ладно, Дон. Извини. Я уже сказал тебе, что окончательно решил выйти из игры.

Дон окинул его пристальным взглядом.

— Ты что, серьезно? Я думал, ты просто валяешь дурака. Мне даже захотелось хлебнуть чего-нибудь покрепче!

Он наполнил свою рюмку и уселся в большое мягкое кресло.

— Итак, почему ты задумал выйти из игры? Мне кажется, твоя нелепая выходка нынче утром на заседании правления была вызвана именно этим… Мне чертовски долго пришлось уламывать старика Мусфейса и прочих.

— Дон, тебе никогда не приходило в голову, что сейчас на тривидении показывают слишком много сцен насилия?

— Ах вот что не дает тебе покоя! Послушай, Дэвид. Мы лишь поставляем публике то, чего она хочет. Домашние пульты для голосования, установленные на тривизорах, позволяют нам узнать желания зрителей, а мы со своей стороны делаем все возможное, чтобы обеспечить их вожделенным зрелищем. Этим занята вся наша индустрия шоу-бизнеса и так называемые независимые компании, готовящие программы для тривидения! Разве ты согласился бы, чтобы наша аудитория свелась к горстке замшелых консерваторов, как это произошло в кинематографе? В кино теперь практически никто но ходит. Там нет живых актеров и ничего интересного там не увидишь! Хочу обратить твое внимание еще на одну особенность, — продолжал дядюшка. — Как ты думаешь, почему современное тривидение пользуется таким успехом? Как известно, было время, когда в эфир шли только передачи, записанные на пленку. Можешь ты такое вообразить?

— Но почему, дядюшка Дон, так необходимо стрелять в живых актеров боевыми патронами.

— Прежде всего нужно помнить, — без тени улыбки отвечал Дон, — что люди легко отличают робота от живого актера. Это доказано не единожды. Тривидение дает в высшей степени реалистическое зрелище. Ни один робот не способен так неподдельно корчиться от боли, как живой человек. Из робота не может так натурально сочиться кровь, он не может так естественно плакать, как бы умело он не был запрограммирован. И когда зрители голосуют за то, чтобы человек умер, что ж ему приходится умереть… Что поделаешь? Мы незамедлительно доставляем убитых актеров в специальные отделения клиник, где их буквально воскрешают. Процент смертности очень низок, даже ниже, чем у рабочих-строителей. Возможность такого риска оговорена в каждом контракте. Все актеры об этом знают. Разве ты согласился бы, чтобы конкурирующая компания Эф-си-си взяла над нами верх?

Дэвид, как, всегда, убежденный логикой дядюшкиных доводов, почувствовал себя сбитым с толку.

— Нет… разумеется.

— Конечно же нет! Люди получают то, чего они жаждут, в чем нуждаются. Известно ли тебе, что с тех пор, как тривидение получило распространение во всем мире, нигде по было зарегистрировано даже незначительных вооруженных конфликтов? Потому что теперь каждый может безопасно для окружающих удовлетворить свое нормальное, естественное стремление убивать себе подобных с помощью собственного тривизора, не выходя из своего удобного, привычного жилища. Разве ты согласился бы, чтобы снова вспыхивали войны? Променял бы тривизионные камеры на пушки?

— Нет, — со вздохом признался Дэвид и залпом осушил рюмку. — Конечно же нет!

— Ну что ж, отлично.

Дядюшка пожал Дэвиду руку и проводил его до двери.