Над пропастью во ржи   ::   Гетманский Игорь

На большой кровати в дальнем углу под тонким серым одеялом шевельнулась длинная костлявая фигура, я осторожно подошел ближе и в вечерней полутьме разглядел сухое морщинистое лицо хозяйки. Она молча и бесстрастно смотрела на меня, и мне стало не по себе от этого ничего не выражающего взгляда...

Мало кто из моего окружения знает, что поселок Таежный-3 был мне когда-то очень хорошо знаком. Более двадцати лет назад, сразу после окончания школы милиции, я три года отработал здесь участковым инспектором. Смердина Нина Ивановна в Таежном тогда не проживала, зато проживала 70-тилетняя Акулина Нефедовна Костина и являлась объектом моего пристального милицейского внимания. Дело в том, что Акулина Нефедовна, или бабка Акулина, как все ее называли, была настоящей деревенской колдуньей. Говорят, не стоит село без праведника. Насчет этого я не знаю, зато знаю точно, что не стоит село без собственной вещуньи и знахарки. Сколько я ездил по нашим таежным селам - везде таких бабок встречал.

Бабка Акулина в Таежном-3 пользовалась огромным и опасливым уважением. Она излечивала травянысми настоями самые неизлечимые болезни, говорят, очень верно предсказывала судьбу, отводила от дома беду, а иногда помогала и деньгами. Плюнет на ладонь мужику, и - глядь! - в доме у него деньги заводятся! Ну, и так далее... Я, молодой тогда дурачок, все пытался уличить ее в получении нетрудовых доходов, получалось это у меня плохо, бабка Акулина только надо мной добродушно подсмеивалась, я злился... Если бы мне кто-нибудь сказал тогда, что через много лет я приду к ней за помощью, я рассмеялся бы этому человеку в лицо!

Я стоял около постели бабки Акулины и не знал, что сказать. Может быть, она, разменяв десятый десяток, уже выжила из ума? Но нет. Бабка Акулина разомкнула синие губы и прошелестела:

- Пришел, надо же... Через столько лет. Узнала тебя. Садись... Володя.

Она помнила мое имя! Я тихо присел за стол на край табурета:

- Как живете, баба Акулина? - растеряно спросил я. - Может, помощь нужна, врача?

- Не нужно ничего. Ходит врач. Не за этим ты пришел. Знаю - зачем. - Она приподнялась на локтях и полуприсела, откинувшись на подушки. - Спрашивай.

Наши глаза встретились, и я почему-то вдруг сказал совсем не то, что хотел сказать, не вопрос я задал, а выплеснулись из меня вина и горечь последних недель:

- Людей своих я погубил, баба Акулина. Не понимаю - как, ничего объяснить не могу, но знаю только - погубил. Спать не могу...

Старуха пожевала губами, потом ответила:

- Нет на тебе вины... Нет. А то, что не понимаешь - лжешь. Себе лжешь мне не лги. Видел ее?

Я понял, о ком она говорит.

- Видел...

Она пристально и молча смотрела на меня, и я вдруг осознал, что она знает, что я был на ржаном поле, над пропастью во ржи, и знает, что никому я не хочу об этом рассказывать, даже ей.

- То, о чем поведаю я тебе сейчас - об этом не болтай никогда. Проболтаешь - горе бабе большое принесешь, а исправить ничего не сможешь, только хуже сделаешь... - Баба Акулина помолчала. - Снасиловали ее, Нину-то, в двадцать лет, молодухой еще, снасиловали. Жила она тогда с матерью в Кедровке, далеко отсюда, знаешь село такое?

Я кивнул.

- Так вот кузнец один за ней там ухаживал. Долго ходил. Да не утерпел, кровь молодая, горячая... Как-то в лес завел и... Нина с матерью тогда очень скоро уехали, от молвы, от позора. Все по краю кочевали, то там поживут, то сям. Личной жизни у нее никакой не было, да и не желала она, боялась... Детей не хотела. И не имеет... Лет десять назад, когда мать умерла, Нина здесь осела. Вроде отогрелась душой, замуж вышла, муж дом поставил. Только видишь, чем старая обида-то в ней обернулась... Сама она не понимает, не видит, что творится. Баба добрая, не памятливая, для мужика любого - слаще не сыщешь, а вот... Тогда в том лесочке, где кузнец над ней надругался, бес-мужененавистник в нее вселился. Тайно. От нее тайно. И теперь, когда появилась возможность берет свое.