Надолго, может, навсегда   ::   Корабельников Олег

- Значит, ты все-таки Бог, - удовлетворенно сказал Климов и полез в шкаф за бритвой.

Сосед хихикнул и уронил на пол что-то тяжелое. Потолок Климова дрогнул.

- Ты там поосторожнее, - сказал Климов, намыливая щеки. - Для тебя это, быть может, и земля, а для меня - небо. Ты не продырявь его.

- Ты уже не обижаешься на меня? - спросил сосед, перекатывая что-то на полу.

- Больно надо, - беззлобно огрызнулся Климов. - На психов не обижаются.

Он неторопливо выбрился, плеснул в лицо одеколоном, поморщился и полез в холодильник. Хотелось есть. За окном светало. В стекло застучала синица. Осенние листья бесшумно падали вдоль прямоугольника окна и болью в душе не отзывались.

На работу он, конечно, опоздал. Ему сделали очередное замечание, он хмуро кивнул и обещал впредь так не поступать. Сослуживец по фамилии Терентьев подошел к столу, подышал в затылок, потом похлопал по плечу и спросил:

- Пьешь с горя, Климов? Помогает?

- Не пью, - ответил Климов. - Не помогает.

- И чего ты так изводишься, старик? Я вот на третьей женат, двум первым алименты плачу да еще и налево бегаю. И ничего. Жив-здоров, и голова по утрам не болит. Может, тебе бабу найти? Люську из третьего отдела знаешь? Хочешь, сведу? Женился бы на ней, она б тебя быстро в норму привела. А пироги она стряпает! Ну, хочешь?

- Не надо, - сказал Климов, покраснев. - Не люблю я пироги.

Потом его вызвал начальник, посадил рядом и протянул отчет, недавно законченный Климовым. На каждой странице были жирные пометки фломастером, перемежаемые восклицательными и вопросительными знаками.

- Вот видите, Климов, - вздохнул начальник и развел руками. Послушайте, не взять ли вам отпуск? Отдохнете от своих неурядиц, развлечетесь и, чем черт не шутит, может, наладите личную жизнь. Холостяком быть - штука не из легких. Вот почему вы сегодня без галстука? Рубашка грязная, брюки мятые. Вы уж не обижайтесь на меня, но у нас солидная организация, а вы ходите, простите, как бродяга.

- Можно, - сказал Климов. - Можно и в отпуск. Я понимаю. Давайте. В самом деле. Съезжу куда-нибудь.

- Вот-вот, - обрадовался начальник. - Езжайте, отдыхайте, хоть на юг, хоть на запад, хоть...

- Ясно. На все четыре стороны, значит. Выживаете, да? У меня горе, а вы меня выбрасываете?

- Ну, Кли-и-мов, - протянул начальник. - Я вам добра желаю, а вы, как барышня, ей-Богу.

В последний день перед отпуском к нему опять подошел Терентьев.

- Старик, - сказал он. - Это дело надо спрыснуть. Отпуск раз в году бывает. Если его не спрыснуть, он завянет. Я уж точно знаю. Маленький запойчик, а? Мы с тобой и две дамы? А?

- Да я не знаю, - смутился Климов. - Я ведь не пью. Не нравится мне.

- Да никому это не нравится, - засмеялся Терентьев. - Эх ты, птенчик! Всем противно, а пьют. Ничего не поделаешь, традиция. Надо чтить традиции. И Люську захватим. Послушай, баба на тебя глаз положила. Как узнала, что ты развелся, так сразу же начала о тебе информацию собирать. И то ее интересует, и это, и всякое такое. Все меня теребит, познакомь да познакомь. Ты не теряйся, не жениться же, в конце концов. Годочки, конечно, поджимают, а так ничего. Вполне годится.

- Для чего? - не понял Климов.

- Да пироги печь, дурашка! - захохотал Терентьев.

Климов никогда не любил рестораны с их громкой фальшивой музыкой, разношерстной публикой, неприветливыми официантами. Он не мог понять, для чего стремятся в душные большие залы, где вокруг только чужие, потные, равнодушные к тебе люди, если вкусно поесть можно и дома, а пластинка с хорошей музыкой намного лучше самодеятельности, навязывающей тебе свои вкусы. Но от Терентьева отвязаться так и не смог и пошел с ним, как был, в мятом костюме и захватанной рубашке. Терентьев привел двух женщин.