Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982   ::   Гурунц Леонид

Складывая аккуратно, как кирпичи, рукописи-сироты, садился за последнюю свою работу, которую условно назвал "Наедине с собой".

Собственно, этот архиобщительный, коммуникабельный человек всегда был наедине с собой, со своими "сиротами". Он не мог не знать, что пока существует советская цензура, никто не напечатает, скажем, такие слова: "Сегодня День Конституции. Караул! Нас снова обманывают. Делают вид, что у нас есть Конституция!" И тем не менее писал. Не мог не писать. Ибо видел своего читателя, который с благодарностью ждет слова одного из мужественных армянских писателей Леонида Гурунца: "Каждая строка, написанная честно сегодня, будет восприниматься грядущим поколением как бесценный дар. Спешите сказать это слово, способное осветить беспросветную темень наших дней… Власть слова будет сильнее власти денег".

Гурунц действительно, как пророк, предвидел сегодняшний день. Ушел он от нас за пять лет до начала Карабахского движения. Этот человек с ювелирной точностью определил сущность и смысл беды нашей: "Писатель, лишенный таланта (! – 3.Б.), дорвавшись до власти, может принести непоправимый вред всему коллективу. Снедаемый властью, он запросто может загубить истинный талант".

Сегодня многие, перекраивая историю вообще и историю Карабахского движения в частности, так и норовят всеми правдами и неправдами занять свое место в ней. Правдивая летопись пишется не популистами на митингах. Задолго до них, в процессе борьбы за спасение Арцаха, который уже в середине семидесятых находился на краю пропасти, Гурунц стал его летописцем. Свидетельством тому книга "Наедине с собой”. Спровоцированный Алиевым партийный пленум Нагорно-Карабахского обкома в марте 1975 года буквально переполнил чашу терпения арцахцев. И Гурунц решил про себя: "Если писатель при виде несправедливости и жестокости, не думая о последствиях, ринулся в бой, считай его талантливым. Смелость входит в состав таланта”. И певец Арцаха ринулся в бой. Именно в том году, отложив уже начатые работы, презрев страх за собственную судьбу, автор взялся за книгу, о которой писал: "Здесь речь идет о кострах не объединяющих нации, а разъединяющих. О новоявленных нацистах, проводивших политику угнетения одной нации другой, политику национальной дискриминации и вражды. О тонувшем корабле без сигналов бедствия. И все это под марши интернационализма, под маской благополучия и прикрытием словесной мишуры. Вот о каких кострах мы хотим рассказать здесь. И все это о Карабахе, маленьком Карабахе, у которого так много больших врагов ".

Критики называли его "поэтом прозы". Не раз я слышал в России от тех, кто лично не зная Гурунца, но прочитав очередную статью в союзной печати, думал о нем как о человеке, обладающем крутыми кулаками, как о заправском дуэлянте. По части крутых кулаков – ошибка. Но что касается дуэлянта – это точно. Как интеллигент с божьей искрой "поэта прозы" и как аристократ души он никогда не поднимал перчатку, брошенную плебеем и воинственной посредственностью. Справедливости ради надо сказать, что именно этой воинственной посредственности Гурунц боялся – против них у него не было оружия. Но мы, его друзья, поражались, с какой бесстрашной страстью хлестал он в своих открытых письмах Брежнева и, особенно, Суслова, главного идеолога страны. Подняв перчатку, брошенную нашему народу Алиевым, Кеворковым и иже с ними, Леонид Караханович устремился в бой, который длился годами. Не сдавался, даже когда уже сдавало сердце. Прикованный к постели, он писал свой знаменитый "Репортаж с больничной койки", добивая своих противников.

Отдельные куски из рукописи книги печатались в кастрированном виде в наших газетах. Бедного Гурунца главлит резал по живому так нещадно, что случалось, иные критики обвиняли его в "глянце", "лакировке", "розовости", даже “трусости”.