Наследники по прямой. Книга третья.   ::   Давыдов Вадим

Почему они не живут все вместе, Хеймолайнен не знал. Наверное, это из-за её мужа.

Смотрителю почта приваливала, как ураган - редко, но метко. Если уж приходила, то - мешками. Ворохами. Бумажными Монбланами. Эверестами. Андами, Кордильерами, Альпами - или чем там ещё? Со всего мира. Почти всю её Хеймолайнен забирал назад - рассортированную, но не вскрытую и не прочитанную, и снова сдавал в посольство. Мешки привозил обратно на пристань старый и сухой, как трава в дюнах, - лет сто ему уже, не иначе, а живёт, и Хеймолайнена перескрипит, пожалуй, ещё, - помощник смотрителя, определённо - бывший моряк, тоже русский, живший неотлучно на острове вместе с хозяевами. Как-то один из мешков с почтой развязался - то ли пломбу плохо поставили, то ли ещё что. Длинные официальные конверты, огромные адреса, грамоты с лентами и печатями - в жизни Хеймолайнен таких диковинных бумаг не видел. Был такой за Хеймолайненом грех: посмотрел, попытался разобрать, чего там понаписано - на дорогущем пергаменте, затейливой вязью: светлейший, любимейший, высочайший… Пожав плечами, Хеймолайнен затолкал эту пакость обратно в мешок, завязал поплотнее: понятно, от такой суеты только тут и можно укрыться. Какая же это жизнь, если всё время - приёмы, заседания, журналисты с камерами и вспышками? Нет, правильно, правильно - здесь. Вот так. Почему-то Хеймолайнен этому нисколько не удивлялся - стоило только взглянуть на смотрителя маяка, как сразу пропадала всякая охота приставать к нему с расспросами и пожеланиями. Только когда он глядел на жену, лицо его ощутимо светлело и разглаживалось. Вообще, на них было удивительно приятно смотреть, особенно, когда они вчетвером - ещё когда мальчишки на острове жили - что-нибудь вместе делали: сразу видно - крепкая, дружная семья. Настоящая.

Хеймолайнен не слишком задумывался над тем, кто они все тут такие. Только, принимая почту для передачи на остров, в русском посольстве, где молодые вышколенные офицеры в красивой форме русской фельдъегерской службы, помогая ему укладывать в грузовичок мешки с конвертами, газетами и журналами, капитан ловил взгляды, которые они бросали на него - любопытные, полные какого-то тайного восторга и безмерного уважения. Понимая, что взгляды эти адресованы вовсе не ему, Хеймолайнену, а только и исключительно смотрителю маяка, капитан для виду хмурился, а про себя усмехался. Кое-что он всё-таки знал, а о многом - догадывался. Конечно, не прост этот смотритель, ох, как не прост. Но - носа не задирает, чего нет - того нет. И жена его тоже. И себя уважают, и других. Разве в том дело, где человек живёт и на каком языке разговаривает?

Дважды в году - в июне и в августе - на рейде острова замирало узкое жемчужное тело русского ракетного крейсера "Паллада", на флагштоке которого, рядом с Андреевским флагом, развевался императорский штандарт - малиновое клиновидное знамя с золотым соколом. Император - это правильно. Конечно, называется он как-то не так, - да разве в названии дело? Дело в сути. Как Сталин умер в сорок шестом, так и пошло. Император. С заглавной буквы. А название… Час спустя к пристани швартовался катер с крейсера, и целая ватага ребятни с визгом кидалась на шею хозяевам. Племянники, вроде. Гостили всё лето. Сыновья тоже приезжали - на день, на два. Служба: оба - флотские, один - уже офицер, второй - гардемарин ещё. За ними тоже в своё время приходила "Паллада". Однажды став свидетелем того, как тянутся в струнку и жрут их глазами матросы и вахтенный офицер - и мальчиков, и женщину, - Хеймолайнен очень, очень удивился, но виду не подал. Сыновей всегда провожала мать - смотритель прощался с ними дома. Хеймолайнен их помнил хорошо - уважительные ребятишки, спокойные, ясноглазые такие. Высокие, как отец, а лицами - больше на мать похожи.