Кто не спрятался   ::   Устинов Сергей

Побыстрей пиши, побыстрей! Чего заснул? “Я не распивал этот коньяк вместе с Клоповым и не продавал радиоприемник возле магазина “Гастроном” по Большому Сытинскому проезду...” Что с тобой, Миша?

Парапетов прекратил писать и сидел, почесывая другим концом ручки в коротких и жестких, давно не мытых волосах.

– Застукали, значит... – протянул он тоскливо.

– Выходит, так, – подтвердил Дыскин.

– Только я в квартиру не ходил, Валентин Петрович, – сложил умоляюще руки Парапетов. – Хотите верьте, хотите нет...

– Верю, – кивнул Дыскин. – Потому что ты трусоват. – При этих словах Парапетов радостно закивал. – Да и вдвоем вы бы небось побольше утащили. Так что самое время вам сейчас, гражданин Парапетов, искренне раскаяться.

Он смял в комок лист с “объяснением” и ловко кинул его в корзину через всю комнату.

– Бери бумагу, иди в коридор, там есть стол. Напишешь сверху: “Чистосердечное признание”. А дальше все подряд...

Когда Парапетов ушел, я спросил с любопытством:

– Кто их там видел?

– А никто, – легко ответил Дыскин. – Как мне заявление про кражу принесли, я сразу: ключ в тайнике друг другу оставляете? Нет. А запасной где? В прихожей висел. Кто из посторонних был за последнее время в квартире? Клопов, бачок менял! Ну, все ясно. А где Клопов, там и Парапетов. Клопов тертый, черт, я и начал с дружка его.

– А как ты узнал, что они приемник у гастронома продавали?

– Где ж еще? – удивился Дыскин. – Там винный, около него что хочешь купить-продать можно. Ну как, ловко?

– Ловко, – согласился я. – Потому что он дурак стоеросовый. Мог запросто отпереться: приемник продавал, а что краденый, не знал. И на коньяке тоже не написано. Презумпция невиновности.

– Презумпция... – проворчал Дыскин. – Ему и так ни черта не будет, откажут за малозначительностью. А с умным я бы и разговаривал по-другому. Умные приемники “Маяк” не воруют. Они вон, у Таратуты, архитектора, на четырнадцать тысяч вынесли, шестой месяц ищем...

Мне показалось, что он слегка обиделся. Но и я тоже хорош, что за дурацкий у меня характер! Ну, хочет человек, чтоб его похвалили, – так похвали! Самому, что ли, не нравится, когда тебя хвалят? Я быстренько сменил тему и деловито поинтересовался:

– Много “висяков” сейчас на нашей территории?

Судя по всему, этот вопрос не поднял Дыскину настроения. Он длинно вздохнул:

– Смотря как считать. Если автомобильные дела отбросить, то выйдет семь. Одно убийство и шесть крупных квартирных, из них три – с этими тряпками, слышал, наверное?

Я кивнул неопределенно: дескать, краем уха.

– Ну тогда сам понимаешь, их по городу целая серия, они только формально на нас висят, а плотно ими ваши муровские занимаются. Они теперь землю роют, особенно после того, как Гришу убили. – Без особого пиетета к “муровским” он скептически помотал своей вихрастой башкой. – Целый список составили, человек аж в сто! А толку? Ни фига! Да даже если б они вычислили кого надо, что с ним делать? Колоть, как Парапетова? Так ты правильно говоришь, он дубина, а если тот поумнее окажется? Вычисления... Эти вычисления прокурор своей колотушкой штемпелевать не станет, ему доказательства подавай. А где они, доказательства? Те ребята, что молотят квартиры, скорее всего прямого отношения к терпилам не имеют, может, и фамилию не знают, а кто наводит, если у него хоть капля мозгов есть, дома ворованного не держит. Начни его прижимать – он концы в воду и на дно, в песочек. Ох, домудрятся они там, на Петровке! – закончил он с осуждением и добавил: – Мудрилы...

– А ты что предлагаешь? – спросил я.

– Меня не больно спрашивают, – иронически ухмыльнулся Дыскин.