Не убоюсь я зла   ::   Хайнлайн Роберт Энсон

Вы не один раз убеждали меня переменить мнение, а это было нелегко, принимая во внимание мое упрямство. Юнис, подзовите для доктора фон Ритера кресло поудобнее.

Кресло приблизилось, но фон Ритер отмахнулся, и оно снова удалилось.

– У меня нет времени на светские беседы. Что вы хотите?

Он встал. Стол сложил ножки, повернулся боком и скользнул в стену.

– Ганс, я окружил себя людьми, которые не очень меня любят, но среди них нет ни одного соглашателя или молчуна. Даже Байрам получил свое место, потому что возразил мне и оказался прав. Нам в комиссии нужны такие люди, как вы. Но Паркинсон – другое дело, и я имел полное право осадить его публично, потому что он публично потребовал моей отставки. Тем не менее, вы правы, Ганс, «зуб за зуб» – это ребячество. Двадцать лет назад, даже десять, я ни за что не стал бы никого унижать. Если человек полагается на рефлекс, как это делает большинство вместо того, чтобы думать головой, то, будучи униженным, он постарается отквитаться. Я хорошо это знаю. Но я старею, как вам всем известно… – Фон Ритер ничего не ответил. Смит продолжал: – Вы останетесь и поможете Байраму?

– Гм… Останусь, если вы будете хорошо себя вести. Он повернулся, чтобы уйти.

– Что же, это вполне справедливо, Ганс. Вы будете танцевать на моих поминках? Ритер оглянулся.

– С удовольствием, – ухмыльнулся он.

– Я так и думал. Спасибо, Ганс. До скорого… – Смит обратился к Байраму Тилу: – Какие у вас проблемы, сынок?

– Завтра прибывает помощник генерального прокурора для беседы по поводу покупки «Хоумкрафтс лимитед» нашим производственным сектором. Я думаю…

– Он будет говорить с вами. Если вы не сможете обработать его, значит, я сделал ошибку, выбрав вас для этой должности. Что-нибудь еще?

– На морском ранчо номер пять, на глубине пятидесятой отметки погиб человек. Акула.

– Он был женат?

– Нет, сэр. Родителей у него тоже нет.

– Хорошо, сделайте что-нибудь сентиментальное по этому поводу. У вас ведь есть видеоролики, где актер дублирует меня своим трогательно-искренним голосом. Когда мы теряем кого-либо из наших, общественность не должна думать, что нам на это наплевать.

– Особенно когда нам действительно наплевать, – добавил Джейк Саломон.

– Джейк, вы что, видите меня насквозь? Щедрые льготы в таких случаях – наша традиционная политика. Плюс разные мелочи, которые так много значат.

– И так хорошо выглядят. Иоганн, у вас нет сердца – одни пульты и механизмы. Скажу больше: у вас его никогда не было.

Смит улыбнулся.

– Джейк, для вас мы сделаем исключение. Когда вы подохнете, мы постараемся не заметить этого. Никаких цветов, не будет даже обычного портрета в траурной рамке в коридоре.

– Вам не суждено этому порадоваться, Иоганн. Я переживу вас лет на двадцать.

– Собираетесь танцевать на моих поминках?

– Я не танцую, – ответил юрист, – но ради такого случая, пожалуй, научусь.

– Не волнуйтесь. Я переживу вас. Хотите пари? Скажем, миллион к вашему любимому налогу? Ах, нет. Я не могу с вами спорить: чтобы выжить, мне нужна ваша помощь. Байрам, зайдите ко мне завтра. Сестра, оставьте нас наедине. Я хочу поговорить с моим юристом.

– Невозможно, сэр. Доктор Гарсиа настаивает на постоянном наблюдении.

Смит на минутку задумался.

– Мисс Подкладное Судно, манера моей речи сформировалась до того, как Верховный суд разрешил писать непристойные слова на тротуарах. Но я постараюсь выразиться достаточно ясно, чтобы вы поняли. Я ваш наниматель. Я плачу вам зарплату. Это мой дом. Я велю вам убраться. Это приказ.

Медсестра ничего не ответила. На ее лице появилось упрямое выражение.

Смит вздохнул.

– Джейк, я старею. Я забыл, что у них теперь свои правила.