Небесная тропа   ::   Алферова Марианна

— Почему Рик, почему не я? — пробормотал Серж и попытался облапить Светку, но та от него увернулась.

— Потому что завтра ты будешь совершенно никакой. — И Светка направилась к двери.

— Ты куда? — обиженно вякнул Серж. — А секс?

— Сегодня дома ночую, — объявила Светка, и при этом почему-то смотрела на Рика.

— Ты думаешь, я пьяный. Да я ни сколечко не пьяный, да тут такое…

Но пока Серж поднимался, скребя ногтями стену, пока, набычившись, мотал головою, пытаясь рассчитать траекторию до двери, Светка уже исчезла. Серж сделал бесполезную попытку нагнать ее, но, опрокинув чьи-то ведра и тазы в бесконечных закоулках квартиры и обменявшись матерными тирадами с соседкой, вернулся в комнату.

— Во стерва, — ругался Серж, вползая обратно в свою берлогу, — но хитрая зараза. Дура, но по жизни хитрая.

— Это она придумала бабку ограбить? — спросил Рик.

— Дело мне нравится, — пробормотал Серж. — Простенькое и верное.

— В прошлый раз ты тоже говорил: дело верное. А мы даже дверь взломать не смогли, и ты свой ножик потерял с инициалами.

— Да ты сам-то не больно надрывался! — взвизгнул Серж. — Сам-то ты кто? Бомж долбанутый, вот кто. Или, может обратно к папаше своему трахнутому желаешь вернуться?.. — Серж не доорал всего, что хотел, — кулак Рика въехал ему в подбородок.

Серж утробно хрюкнул и, взмахнув руками, шлепнулся на пол, да так и остался лежать неподвижно. Рик встряхнул приятеля за плечи, и услышал в ответ громкое сопение и причмокивание. Серж мгновенно заснул пьяным мертвецким сном и теперь до утра проваляется на полу, как это частенько бывало. Ночь летняя коротка, и не успеет последний трамвай прозвякать по затопленными синими сумерками улицам, а уж вместе с лимонной полоской зари выкатывается из трампарка заспанный первый трамвай, злобно визжит на повороте ребордами и проносится по улицам в погоне за сонными пассажирами.

Рик отыскал среди мусора на столе вполне приличный хабарик и закурил. Курил и изображал, что думает. Хотя о чем тут думать? Как выбрать между «нет» и «нет», когда любой выход неприемлем. Уйти отсюда немедленно — позыв был сильный и необоримый, как позыв к рвоте, — из этой заблеванной комнаты, из пропитанной грязью, табачным дымом и руганью коммуналки. Но куда? Обратно домой, где Клавка с Орестиком спят на полу, накрываясь старым пальто, а отец умудрился пропить даже конфорки от электрической плиты? Рик не знал, кого он ненавидит больше — отца за его вечные пьяные дебоши, или мать, которая терпит ругань и каждодневные побои? Чем старше Рик становился, тем больше склонялся к тому, чтобы сделать выбор в пользу матери. Слово «терпеть» он ненавидел люто.

Рик докурил хабарик, затушил его о грязное блюдце и решил не думать о неразрешимом, а заняться одним деликатным делом, для которого давно подыскивал подходящий час. Еще три дня назад заприметил он на макушке шкафа обувную коробку, замаскированную драными газетами. Судя по тому, как газеты меняли свои очертания, было ясно, что коробку частенько спускают вниз, а потом водружают на место. Сейчас, пока Серж мирно похрапывал в углу, Рик подставил к шкафу колченогий табурет (шкаф был старинный, под потолок, переходящий от одного хозяина комнаты к другому) и спустил коробку вниз. Втайне Рик подозревал, что Серж прячет там наркотики. Но вместо пакетиков с белым порошком обнаружилось множество кусочков бумаги и картона, неровно обрезанных ножницами. Рик вытащил один наудачу.



«Кошелек, Кошелев Валент. Петр. — 20 лет, или чуть больше, хозяин ларька на углу. Живет с Тонькой-продавщицей, болел триппером, лечился у знахарей, по-пьяни расск., что забил насмерть Б., потому что тот пошел поперек Милославу. Очень сильный. Ларек — прикрытие. Сам он в услужении у Милослава (см. „Милослав“).