Неясный рокот   ::   Азимов Айзек

Это уже полностью зависит от сравнительных структур нуклеиновых кислот.

– Это и есть, – спросил я с жутким ощущением, что этот фанатик говорит всерьез, – это и есть то оружие, что вложил в ваши руки Господь?

– Воистину, – ответил он. – Я узнал, как генерировать волны заданной длины, меняя способ постукивания, и теперь мне осталось только точно определить длину волны, от которой разрушаются клетки человека.

– Почему человека? – спросил я.

– А почему нет? – ответил он вопросом на вопрос. – Какой другой вид наводняет планету, разрушает среду, поражает радиацией другие виды и насыщает биосферу химической дрянью? Кто разрушает Землю так, что через пару десятков лет на ней не останется ничего живого? Кто, кроме Homo sapiens? Если мне удастся найти нужную волну, я ударю по звазеру с нужной частотой и силой, на Землю обрушится волна омывающего звука, и за день или два, которые понадобятся звуковым волнам на обход всей планеты, ее поверхность очистится от людской скверны без вреда для других форм жизни с другой структурой нуклеиновых кислот.

Я спросил:

– Вы собираетесь оборвать миллиарды людских жизней?

– Так поступил Господь во время потопа…

– Ну, мы же не можем верить библейским легендам о…

– Я – геолог-креационист, сэр, – оборвал он мою речь. И я все понял.

– А, – сказал я, – и Господь обещал никогда не посылать на Землю новый потоп, но ничего не указал о звуковых волнах.

– Именно так! И миллиарды мертвых удобрят и оплодотворят землю, послужат пищей для тех форм жизни, что страдали от рук людских и заслужили воздаяние. Но самое главное: несомненно, какие-то остатки человечества выживут. Те, чьи нуклеиновые кислоты окажутся нечувствительны к звуковым колебаниям. И эти остатки, благословенные Господом, смогут начать снова, запомнив урок воздаяния, так сказать, злом за зло.

– А зачем вы это мне рассказываете? – спросил я. Это действительно было странно.

Он подался вперед и схватил меня за лацкан (весьма неприятное ощущение, поскольку от его дыхания могло стошнить) и сказал:

– У меня такое внутреннее убеждение, что вы мне можете помочь.

– Я? Уверяю вас, что я ничего не знаю о длинах волн, о нуклеиновых кислотах, и вообще ни… – Но тут же, сообразив на ходу, я сказал: – Вы знаете, кажется, есть одна вещь, которую именно я мог бы для вас сделать. – И со свойственной мне безукоризненной вежливостью я обратился к нему: – Не сделаете ли вы мне одолжение, сэр, соблаговолить подождать вашего покорного слугу минут пятнадцать?

– Разумеется, сэр, – ответил он, так же соблюдая этикет. – Я пока займусь уточнением математических расчетов.

Быстрым шагом выходя из зада, я сунул десятку бармену и прошептал:

– Проследите, чтобы вон тот джентльмен не ушел до моего возвращения. Если это будет абсолютно необходимо, ставьте, ему выпивку за мой счет.

Все, что нужно для вызова Азазела, у меня всегда с собой, и через несколько минут он уже сидел на настольной лампе у меня в номере, окруженный своим обычным розовым сиянием.

– Ты, – пропищал он с интонацией прокурора, – прервал меня в середине построения такого пасмаратцо, перед которым не устояло бы сердце ни одной прекрасной самини.

– Прости, если можешь, Азазел, – сказал я, надеясь, что он не пустится в объяснения, что такое пасмаратцо, и не станет описывать очарование самини, поскольку для меня все это яйца выеденного не стоило, – но у меня тут дело первостепенной срочности.

– У тебя всегда все первостепенной срочности, – буркнул он недовольно.

Я поспешно обрисовал ситуацию, и надо отдать ему должное – он тут же все понял. В этом смысле с ним приятно общаться – никогда не требуется долгих объяснений. Я лично считаю, что он просто читает мысли, хотя он всегда уверяет, что моих мыслей не касается.