Немой   ::   Мэтсон Ричард

Она все еще сидела перед зеркалом, медленно проводя расческой по волосам. Когда раздалось мерное посапывание уснувшего шерифа, жена его поднялась с места и быстро вышла из комнаты. Она пересекла холл и подошла к дверям комнаты, где спал мальчик. Лунный свет заливал кровать. Светлые блики лежали на неподвижных худеньких руках ребенка. Затаив дыхание. Кора стояла в тени, отбрасываемой дверью, и смотрела на эти руки. На секунду ей почудилось, что там в кровати - ее Дэвид.

...Это были звуки. Тупые, нескончаемые удары по чуткому, живому сознанию. Невыносимый непрекращающийся грохот. Он догадывался, что все это лишь некий способ связи людей друг с другом. Однако способ этот терзал его уши, оглушал, окружал непроходимой преградой рождавшиеся мысли. Порой в редкие паузы между словами, которые изливались на него, он успевал схватить обрывок их чувств и желаний, подобно тому как животное успевает схватить кусок приманки до того, как захлопнутся стальные челюсти капкана. - Пауль! - звала она. Физически он был совершенно здоров. Доктор Стейгер в этом абсолютно уверен. Никаких причин для немоты не существовало. - Мы начнем тебя учить. Все будет хорошо, дорогой. Ты будешь учиться. Острыми иглами вонзались в его мозг звуки. "Пауль, Пауль". Пауль. Это был он сам. Он прекрасно понимал это. Но этот мертвый, однообразный звук не был никак связан с ним. Он сам, все грани его личности не могли уложиться в этот резкий, лишенный каких-либо ассоциаций зов. Когда отец и мать звали его, мысленно произносили его имя, оно вмещало многие стороны его характера, его личность. И ответом была вспышка понимания. - Пауль! Ну попробуй. Повтори за мной: Па-уль, Па-уль. Он отшатывался и в панике кидался прочь от нее, а она шла за ним к кровати, куда он забивался, как в нору. Потом надолго устанавливался мир. Она брала его на руки, и без слов они вполне понимали друг друга. Она гладила его волосы, целовала мокрое от слез лицо. Он лежал, согретый теплом ее тела, словно маленький зверек, который, не чуя опасности, смог наконец вылезти из своего убежища. Он догадывался, что и она понимала бесполезность слов там, где нужно было выразить любовь. Любовь - бессловесная, ничем не скованная и прекрасная.

...Шериф Уиллер как раз собирался выйти из дома, когда в кухне зазвонил телефон. Он остановился на пороге, ожидая, пока Кора снимет трубку. - Гарри, - услышал он ее голос, - ты уже ушел? Он вернулся в кухню и взял трубку у нее из рук. - Я слушаю. - Гарри, это я, Том Полтер, - услышал он голос старого почтмейстера. - Ты знаешь, пришли эти письма. - Очень хорошо, - ответил шериф и повесил трубку. - Что, письма? - спросила его жена. Уиллер кивнул. - Ox, - прошептала она так тихо, что он едва расслышал. Двадцать минут спустя Уиллер уже входил в здание почты. Из-за деревянного барьера Полтер протянул ему три конверта. - Швейцария, - сказал шериф, разглядывая штемпель. - А вот это из Стокгольма и Гейдельберга. - Целая куча, - откликнулся Полтер. - Как всегда. Приходят в тридцатых числах каждого месяца. - Очевидно, мы не имеем права их вскрывать? - спросил Уиллер. - Я бы рад, Гарри. Но закон есть закон. Ты-то это знаешь. Я должен отправить их обратно нераспечатанными. Таковы правила. - Ладно. - Уиллер вынул записную книжку и списал адреса отправителей. Затем он вернул конверты Полтеру. - Спасибо.

Около двух часов дня шериф вернулся домой. Его жена сидела с Паулем наверху в гостиной. На лице мальчика застыло выражение замешательства. Страх перед ранящими душу звуками выражался на нем. Пауль сидел рядом с Корой на кушетке и, казалось, готов был расплакаться. - О, Пауль! - говорила она в тот момент, когда Уиллер входил в комнату. Руки ее обвились вокруг дрожащего тела ребенка. - В этом нет ничего страшного, милый. Она увидела стоящего на пороге мужа.