Ночь правды   ::   Резанова Наталья

Они продолжали существовать - свои в каждом городе. Обычай, установившийся в Лауде, назывался "Ночь Правды". Верили, что, очертив себя кругом и запалив девять светильников, совершая при этом определенные магические манипуляции, можно было загадать желание. А исполнялось оно лишь в том случае, если было названо от души - по истинной правде. Это мог сделать и один человек, но в Лауде народ предпочитал собираться для обряда толпами на пустыре возле Манты. И так повторялось из года в год.

- Твой дядя ходил отмечать Ночь Правды?

- Нет, не ходил, и меня не пустил. Он говорит, что это язычество. Но ...

Бегинка остановилась, глядя девочке в лицо.

- Но ты провела ритуал у себя в комнате.

- Да...

- Тебя научила этому Салли? - Сестра Тринита предположила, что Салли - служанка или экономка.

Девочка кивнула.

- И что же ты загадала?

- Чтобы мой отец не попал в долговую тюрьму.

Видно было, что девочка не лжет. И тут внезапно сестра Тринита вспомнила Ричарда Кесслера. Видела его пару раз. Лет тридцати семи сорока, худой, светловолосый, спокойный человек. Ей показалось, что Кристина чем-то на него похожа, хотя девочка и сказала, что кровного родства между ними нет. Вероятно, она просто бессознательно усвоила его манеры.

- Хорошо, - промолвила бегинка. - Поспешим.

Они подошли к дому, ничем не выделявшемуся из других таких же на улице - приличных, скромных, солидных, похожих на своих владельцев купеческих домов - двухэтажному, под острой черепичной крышей и с пристроенной лавкой. Сестра Тринита вскинула голову. Окна второго этажа, выходящие на улицу, были закрыты ставнями. Кристина постучала. Открыла им полная женщина в зеленом платье, переднике и барбетте. Салли, надо думать. Если Кристина, благодаря молодой выносливости не выглядела утомленной, то на ее лице усталость мог прочитать даже неграмотный.

- Мир дому сему.

- Благослови вас Бог, сестра. - Она отступила пропуская их внутрь.

- Девочка рассказала вам? - Салли остановилась на нижней ступеньке лестницы.

- В общих чертах. Я должна осмотреть больного. - Сестра Тринита шагнула вперед. Она знала расположение комнат в подобных домах. Спальни должны находиться наверху. Но домоправительница не спешила пропускать ее.

Она явно разрывалась между двумя чувствами - желанием помочь хозяину и ... да, это был стыд.

- Тебя что-то смущает, добрая женщина?

Та принялась теребить края передника.

- Он болен уже три недели ... ничего не ест ... очень слаб ... не встает с постели ...

- Это я уже знаю.

Домоправительница имела вид крайне подавленный.

- Несмотря на слабость... он буйствует... и тогда бывает очень силен, словно бес в него вселился... И не позволяет ни мыть себя, ни переодеть, ни постель сменить...

Ну, ясно. Этот дом, чистый, всегда содержащийся в порядке, и эта женщина, такая аккуратная и степенная... Ее подобные вещи должны смущать больше ворожбы.

- Салли, - мягко произнесла бегинка, - мне приходилось работать в чумных бараках.

Домоправительница обреченно повернулась и стала подниматься по лестнице. Остальные двинулись за ней.

Переступив порог комнаты, сестра Тринита замерла. Ее трудно было поразить. Годы, проведенные в уходе за больными, давно отучили ее от такого понятия, как физическая брезгливость. Но все-таки слишком уж разительно было несоответствие между обликом того, кого бегинка только что вспомнила на улице, и того, кто лежал перед ней на замызганной постели. Она запомнила сильного, красивого мужчину в хорошем добротном кафтане, а теперь это был обтянутый кожей скелет, завернутый в грязные тряпки - потому что, надо полагать, за время болезни он так и не раздевался.

Бегинка подошла к окну, отперла ставни и распахнула их.

- Но...

Не дожидаясь возражений, бегинка уже распахивала второе окно.