Ночь рфидов   ::   Лернер Эдвард М.

 — А что он сделал-то?

— Мне надо с ним поговорить, — повторил Джонс, подавая Сету тисненую визитку. — Если увидите или услышите Кимболла, дайте мне знать.

Что же такого мог натворить Марк, чтобы привлечь к себе в этом хаосе внимание федералов?

Единственное на весь Хэдли интернет-кафе находилось за деловым кварталом — рукой подать. Подключение к Сети там было не проводным, а спутниковым, поэтому я шел с надеждой на восстановленную связь.

И мечта сбылась. Я разыскал сайт ДВБ и топнул по ссылке «Десять самых разыскиваемых преступников». С середины списка на меня смотрела фотография Марка.

Что ж, по крайней мере на один вопрос есть ответ. Его фамилия не Кимболл.

* * *



Раз в две недели мы с Марком ходили смотреть на звезды. Занимались этим в ближнем лесном заповеднике, на холмах к западу от города. Не могу вспомнить точно, сколько раз мы там побывали вдвоем, но всегда в ручье, под гнетом скатанных водой камней, стыла шести-баночная упаковка пива. Доступу к пивной заначке я был рад, так как до положенного возраста мне не хватало нескольких месяцев, а мама в таких делах строга. О том, что еще мог прятать Марк в лесу, я не думал.

Мы выходили сразу после ужина, до заката успевали добраться. Пока ждали темноты, болтали о всяких пустяках. И Марк старался увести беседу от обсуждения собственной персоны — это я уже после сообразил. Особого ораторского искусства ему не требовалось, я же был тогда совсем желторотик.

Иногда мы касались тех же тем, что и на работе. Говорили о книгах, фильмах и музыке, ну и неизбежно добирались до политики. Бенджамин Дизраэли сказал: «Если в шестнадцать ты не либерал, у тебя нет сердца; если в шестьдесят ты не консерватор, у тебя нет ума». Мои лета были куда ближе к шестнадцати, чем к шестидесяти, и я открыто придерживался мнения, что страна катится ко всем чертям. Впрочем, легко смотреть на мир свысока, если твоя хата с краю.

Марк свои политические суждения держал при себе. Из его молчания я сделал вывод, что у него тоже плохие прогнозы.

Но чаще всего мы мечтали вслух. Моя мечта предполагала исправление действительности (народ, забывающий свою историю, обречен повторить ее ошибки и т. д.) путем формирования юных умов. Если и насмешила Марка такая сентенция из уст зеленого юнца, он ничем этого не выдал.

Он мечтал о космосе. Когда сгущалась мгла, Марк заводил речь о мчащейся по небу Международной космической станции, или о местах посадок «Аполлонов», или о какой-нибудь из видимых планет. Он рассказывал о ползущих по песку марсоходах, об изучающих внешние планеты зондах, об открытиях, которые сулит отправка роботов к Европе и Энцеладу.

Даже студенты-историки что-нибудь да слышали о Европе, по крайней мере знают, что Галилей открыл ее вместе с другими спутниками Юпитера. А Энцелад мне был в диковинку. От Марка я узнал, что это кружащаяся в кольце далекого Сатурна мерзлая глыба, возможно, представляет собой жидкий океан под ледяной коркой, и в океане вполне может быть жизнь.

Под мерцающими звездами Марк говорил с непонятной для меня тоской. С такими-то способностями к компьютерному делу, как у него, можно было бы найти местечко поближе к программам НАСА, чем «Букинистический магазин Сета». До Хантсвилла с его Центром космических полетов всего-то день езды. Но мои вопросы он парировал самоуничижительными отговорками, пока я не догадался, что тема ему не по нутру.

И вот Марк ударился в бега. Это многое объясняло.

* * *



Я пытался вообразить, каким образом мой приятель мог стать причиной всего этого безумия. И зачем ему понадобилось искать неприятности на свою голову? В списке самых востребованных злодеев фото Марка сопровождалось именем-фамилией: Захарий Бойер. Прокачка этих двух слов через «Гугл» смутила меня еще больше.