Обсидиановая бабочка   ::   Гамильтон Лорел

- Я поделюсь с тобой игрушками, когда ты приедешь.

- Я сегодня еще не ложилась. У меня есть время немного поспать до вылета самолета?

- Поспи пару часов, но приезжай сегодня к вечеру. Тела мы переместили, но постарались место преступления для тебя оставить нетронутым.

- Что за преступление? - спросила я.

- Я бы сказал "убийство", но это не совсем то слово. Бойня, резня, пытки... да, - сказал он, будто проверив мысленно это слово. - Место пытки.

- Ты меня хочешь напугать? - спросила я.

- Нет.

- Тогда прекрати этот радиоспектакль и скажи попросту, что там случилось.

Он вздохнул, и впервые в жизни я услышала в его голосе усталость.

- Десятеро пропавших без вести. Двенадцать достоверно мертвых.

- Блин, - сказала я. - Почему я ничего в новостях не слышала?

- Публикации дали "желтые" газеты. Наверное, заголовок был вроде "Бермудский треугольник в пустыне". Двенадцать погибших - это три семьи. Соседи их нашли только сегодня.

- Давно наступила смерть? - спросила я.

- Давно. Одна семья уже мертва недели две.

- Господи, как же никто не хватился их раньше?

- За последние десять лет сменилось почти все население Санта-Фе. Новых людей к нам приехало немерено. И еще полно калифорнийцев, которые держат здесь летние домики. Местные зовут приезжих "калифорникаторы".

- Остроумно, - заметила я. - А Тед Форрестер - местный?

- Да, он живет недалеко от города.

Меня проняла дрожь любопытства - с ног до волос на голове. Эдуард был человек необычайно таинственный. Я о нем на самом деле ничего не знала.

- Это значит, что я узнаю, где ты живешь?

- Ты остановишься у Теда Форрестера, - ответил он.

- Но ведь это ты Тед, Эдуард. И я буду жить у тебя в доме?

Он чуть помолчал, потом сказал:

- Да.

Вдруг вся эта поездка показалась мне куда заманчивей. Увидеть дом Эдуарда, заглянуть в его личную жизнь - если только она есть. Что может быть лучше?

Только одно меня беспокоило.

- Ты сказал, что жертвами были семьи. Дети тоже?

- Странно, но нет, - ответил он.

- Слава богу за маленькую милость!

- У тебя всегда была к детишкам слабость, - сказал Эдуард.

- А тебя в самом деле не трогает вид мертвых детей?

- Нет, - ответил он.

Секунду или две я только слушала его дыхание. Я знала, что Эдуарда ничто не трогает. Ничто не волнует. Но дети... все мои знакомые копы терпеть не могут осмотра места преступления, если жертва - ребенок. Это затрагивает за живое что-то глубоко личное. Даже тем, у кого нет детей, трудно. И то, что Эдуарду оно по барабану, было не по барабану мне.

- А меня трогает.

- Я знаю один из твоих основных недостатков. - В его голосе звучала едва уловимая нотка юмора.

- Одно то, что ты социопат, а я нет, вызывает во мне величайшую гордость.

- Тебе, Анита, вовсе не обязательно быть социопатом, чтобы прикрыть мне спину. Мне просто нужен стрелок, а ты - стрелок. При необходимости ты убиваешь так же легко, как я.

Я не стала спорить, потому что не могла. И решила сосредоточиться на свершившемся преступлении, а не на собственном моральном смятении.

- Итак, Санта-Фе - город с большим и проходным населением.

- Не то чтобы проходным, - сказал Эдуард, - но мобильным, весьма мобильным. Очень много туристов, и большинство живут здесь по шесть месяцев в году.

- Значит, никто не знает своих соседей, - сказала я, - и не будет волноваться, если несколько дней никого из них не увидит.

- Вот именно.

Голос Эдуарда был ровен, пуст, но в нем угадывалась какая-то струйка утомленности, а сквозь нее просачивалась еще какая-то интонация.

- Ты думаешь, что есть еще тела, которых пока не нашли, - сказала я, а не спросила.

Он секунду помолчал, потом спросил:

- Ты так решила по моему голосу?

- Ага.

- Боюсь, что мне это не нравится. Ты слишком хорошо умеешь меня читать.

- Извини, постараюсь смирить свою интуицию.

- Не трудись.