Один из многих на дорогах тьмы   ::   Манова Елизавета

В тот же день они покинули Ланнеран. Два дня мотало ее в закрытой повозке, и мир был тускл и бесполезен, как жизнь. А на третий день она увидала Такему. Дом Вастаса стоял на высокой горе, а селение облепило ее подножье.

В доме Вастаса она одела вдовий убор, и когда черное платье облекло ее стан, темнота сомкнулась над ней.

Три дня лежала она без и сна без слез в черной боли своей утраты. А потом - впервые - к ней пришел этот сон.

В черном - черном заботливом мраке была она, и другие, такие же, были рядом. Неощутимые, недоступные взгляду, но они были рядом, и он не пуст для нее был мрак. Но жестокий свет возник впереди, колесо из звезд, колесо из огня, оно мчалось к ней, рассыпая пламя, и под ним задыхалась и корчилась тьма.

И она уже знала, что это конец. Мрак дрожал под ногами, и жар опалял, но огромный яростный человек с телом Энраса, но не Энрас, вдруг схватил ее за руку и приказал:

- Назовешь его Торкасом.

А потом он отшвырнул ее прочь - прочь от смерти, прочь от огня, и колесо прошло по нему...

Она проснулась в слезах и встала с постели. И с тех пор она зажигала в молельной два поминальных огня - один для Энраса, один - для Другого.

3.ТОРКАС

На исходе ночи, едва просветлело, Торкас с Тайдом были на горной тропе. Самый добрый, самый надежный час между жаром дня и ужасом ночи, когда все живое торопится жить. Добрый час для охоты; они вдвоем загнали тарада, и Торкас прикончил его ножом.

Торкасу шел семнадцатый год; он был суровый и молчаливый, рослый и сильный не по годам. И пока Тайд освежевал зверя, он стоял на самом краю утеса над долиной, всплывающей из тишины.

Он будет правителем этого края, потому что у Вастаса нет сыновей. Он это знал; это было совсем не важно. И сила его, и храбрость, и личный воинский знак - кто может похвастать этим в такие годы? - тоже не много значили для него. Он просто такой, какой он есть, и это дается ему без труда. Но есть и другое, которое не дается. Томительное тревожное ощущение второго, не настоящего бытия. Как будто он жил и прожил, и забыл, и снова живет все то же десятый раз.

Как будто он - не он, не только он. Опять оно поднялось изнутри: мир ярче, резче запахи, тревожней звуки. И что-то - черное, знакомое, чужое смерть? Тень за спиной. Упорный взгляд, назойливое вкрадчивое приближение...

И он отпрыгнул. В единственный оставшийся миг он отпрыгнул назад, схватил за шиворот Тайда, отшвырнул его за скалу и прыгнул вслед. И лавина камней обрушилась на утес, на то место, где он стоял и где Тайд свежевал тарада. Камни бились об их скалу, отлетали, гремели вниз, и он чувствовал на губах эту тягостную улыбку безнадежного торжества.

- Сын бога! - тихо промолвил Тайд. - Воистину длань судьбы над нами! Мальчик мой, за что тебе это?

Глаза в глаза - и серая бледность легла на его лице. Тайд ходил за Торкасом с малых лет, он учил его ездить верхом и драться; крепкий мужик на пятом десятке, но для Торкаса он был стариком.

- Не бойся, - сказал Торкас. - Я не спрошу.

Их дормы остались внизу, у начала тропы, и, вскакивая в седло, он снова взглянул на Тайда. Глаза - в глаза и не единого слова. И это значит: из тех, что посмеют ответить, я должен спрашивать только мать. И это значит: мне незачем торопится, до вечера я не смогу увидеть ее.

Ему было незачем торопится: еще загадка ко многим загадкам. Она отлично легла к другим, и сразу все стало почти понятно.

Я не знаю, как зовут мою мать.

Вастас, владетель Такемы, зовет мою мать _т_о_о_м_и_, женою старшего брата, - но у Вастаса нет братьев.

А все в доме, даже жены Вастаса, называют мать госпожой - и в лицо, и за глаза. В детстве я думал: "госпожа" - это ее имя.

Я не знаю, кто мой отец. Вастас зовет меня сыном, но это не так... Я знаю чуть не с рождения, что Вастас - не мой отец, хотя любит меня, как сына.