Легенда о Макаре   ::   Дан Виктор

– На даче?

– Нет, дома. Я тоже живу в селе.

– А жалобщик?

– Жалобщик, точнее жалобщица живет в городе. Утверждает, что один из руководителей завода, сын кулака и служил при немцах полицаем.

– Да, было здесь отделение полиции.

– Давайте по порядку. Я слыхал в сельсовете, что вы переехали сюда в тридцать четвертом году.

– Да, мне было девять лет. Отец в тот же год построил этот домик. Нашел выход известняка здесь недалеко в балке. Я тоже помогал тесать камень и возить на бричке. Даже известь жгли сами. А черепицу купили в греческом селе Сартана, там ее делали для всей округи.

– А вы слышали о братьях Писаренко?

– Конечно. Некоторые местные пережили 33-й год. А главное, многие вернулись из города сюда во время оккупации. Мне было неполных семнадцать. Когда началась война, отца мобилизовали на третий день. Мне он наказал беречь мать и дом. Был еще меньший брат. Больше мы не видели отца. Пропал без вести.

– Как вы жили во время войны?

– Да также как и до войны. В смысле, немец оставил колхоз. По приказу рейхминистра Розенберга только изменили название на немецкое Gemeindewirtschaften – общественное хозяйство или еще переводят – общинный двор. Я на фронте немного немецкий выучил. До ранения почти год в полковой разведке служил. Гитлер оценил изобретение Сталина. Всем коллективом трудимся, потом урожай свозим в общий амбар. У двери амбара милиционер или солдат из НКВД. И делай с этим урожаем, что хочешь, а украл что на поле, так десять лет лагеря. При немцах расстрел или виселица.

– Так что Вы слыхали о братьях Писаренко?

– Хутор создавал их отец. Потом из-за пожара потерял урожай и разорился. Землю у него забрали за долги. Сыны воевали в империалистическую войну, а потом в гражданскую за красных. В 21-м году вернули свою землю и создали крепкое хозяйство. В 30-м их раскулачили. Вам бы поговорить с Семеном Васильевичем Савчуком, если он жив.

– Кто это?

– Его отец Василий Яковлевич тут создал коммуну в 28-м году, а в 30-м занимался раскулачиванием. Перед войной был председателем сельсовета. Его сын и есть Семен Васильевич. Он работал на металлургическом заводе сталеваром, а тут скрывался во время оккупации у тестя. Невесту перед войной у нас себе сосватал. Она на год старше меня, а он уже в летах был, хорошо за тридцать. Помню, при немцах конюшня вроде клуба была. Мужики по очереди дежурят при скотине: лошади, быки, коровы. А кто свободен, часто на огонек заглядывал.

– А скот откуда?

– Не всё угнали на восток. Много скота в панике бросали. Или больные животные отставали от стада. А мы их собирали и лечили. Чем-то жить нужно было.

Из летней кухни вышла женщина за сорок с подносом. Она поставила на стол тарелку с пирожками, чайник и чашки.

Хозяин представил ее:

– Моя невестка Мария. Летом они живут здесь. Сын приезжает на выходные.

Михаил привстал и назвал себя.

– Прошу! Чем богаты…

Михаил взял протянутую ему чашку чая и пирог. По фиолетовым разводам на разломах он догадался, что пироги со сливами – его любимые.

В возникшей паузе нахлынули на Якова воспоминания.

Яков как раз дежурил. Засыпал корм, сменил постилку на ночь. Морозы стояли крепкие той зимой. Старший конюх приказал стелить потолще из-за холодов, так что немного запарился, пока все сделал.

Потушил керосиновый фонарь «летучая мышь» и присоединился к мужикам. За перегородкой, отделявшей помещение конюхов от конюшни, стоял длинный стол и лавки из некрашеного дерева. За десятилетие дерево столешницы и лавки были отполированы штанами и руками колхозников.

На столе еще один фонарь. Мужики в верхней одежде, но без шапок, забивают «козла» и вполголоса разговаривают, чтобы не беспокоить скот. Привычный острый запах конюшни здесь почти не ощущается.