Огромный-огромный мир где-то там   ::   Брэдбери Рэй

---------------------------------------------

Брэдбери Рэй

Огромный-огромный мир где-то там



Рэй Брэдбери

Огромный-огромный мир где-то там

О. Васант, перевод

Это был такой день, когда невозможно улежать в постели, когда необходимо раздернуть шторы и распахнуть настежь все окна. День, в который сердце словно вырастает в груди от теплого горного ветра.

Кора села на постели, чувствуя себя девочкой в старом! измятом платье.

Было еще рано, солнце только показалось из-за горизонта, но птицы уже затеяли переполох в сосновых ветвях, и десять биллионов красных муравьев уже деловито сновали по бронзовой куче муравейника у дверей домика. Муж Коры, Том, был еще погружен в спячку в белоснежной берлоге постели. "И как это стук моего сердца его не разбудил?" -- удивилась Кора.

И тут же вспомнила, почему сегодня -- особый день.

"Сегодня придет Бенджи!"

Она представила себе, как он, еще далеко-далеко, вприпрыжку несется сюда по зеленым лугам, переходит вброд ручьи, по которым весна, перемешав зимний ил и чистую воду, пробивается к морю. Она видела, как его большие башмаки пылят по дорожной щебенке. Она видела его поднятую к солнцу веснушчатую физиономию, видела его долговязую нескладную фигуру, беззаботно размахивающую руками на бегу.

"Ну, скорее же, Бенджи!" -- мысленно взмолилась она распахнула окно. Ветер взъерошил ей волосы, и они серебристой паутинкой упали на глаза. Сейчас Бенджи уже на Железном мосту, а сейчас уже на Верхнем пастбище, а сейчас он поднимается по Речной тропе, бежит через луг Челси...

Бенджи уже там, в горах Миссури. Кора прикрыла глаза. В этих чужих горах, через которые они с Томом дважды в год ездили в город в фургоне, запряженном кобылой; в горах, от которых она тридцать лет назад хотела сбежать навсегда. Тогда она сказала Тому: "Томми, давай лучше будем ехать все прямо и прямо, пока не увидим моря". Но он посмотрел на нее так, словно она его ударила, и лишь молча повернул фургон домой и всю дорогу назад только с кобылой и разговаривал. Есть ли еще люди, живущие на побережье, где каждый день то громче, то тише шумит прилив, Кора этого не знала. И есть ли еще города, где каждый вечер фейерверками розового льда и зеленой мяты вспыхивает неон, она тоже уже не знала. Ее горизонт -- север, юг, восток и запад -- замыкался на этой долине -- и ничего больше, за всю жизнь.

"Но сегодня, -- подумала она, -- Бенджи придет из того мира, придет оттуда; он его видел, он ощущал его запахи, и он мне о нем расскажет. И еще он умеет писать. -- Она посмотрела на свои руки. -- Он будет здесь целый месяц и всему меня научит. И тогда я смогу написать туда, в большой мир, чтобы заманить его в почтовый ящик, который я сегодня же заставлю Тома сделать".

-- Том, подымайся! Слышишь? -- И она стала расталки-вать храпящий сугроб.

В девять, когда кузнечики устроили на лугу чехарду в синем, пахнущем хвоей воздухе, к небу поплыл дымок.

Кора, напевая, начищала горшки и сковородки, любуясь своим отражением на их медных боках, -- более свежим и загорелым, чем ее морщинистое лицо. Том ворчал сонным медведем над маисовой кашей, и песенка жены порхала вокруг него, словно птичка, бьющаяся в клетке.

-- Кто-то тут очень счастлив, -- раздался голос. Кора превратилась в статую. Краем глаза она заметила длинную тень, упавшую на пол.

-- Миссис Браббам? -- спросила Кора, не отрывая глаз от тряпки.

-- Она самая! -- и перед ней предстала леди Вдова, отря-хивающая теплую пыль с пестрого бумажного платья пач-кой писем, зажатых в цыплячьей лапке. -- С добрым утром! Я ходила забирать почту. Дядя Джордж из Спрингфилда так меня порадовал! -- Миссис Браббам вонзила в Кору пристальный взгляд, словно серебряную булавку. -- А когда вы в последний раз получали письма от своего дяди, миссис?

-- Все мои дяди уже умерли.