Орёлъ i соколъ   ::   Andrew Лебедев

– Гэ-дэ-эр? – спросила Лера.

– Что? – не понял Ольгис, – а-а-а, нет-нет, не гэ-дэ-эр, – спохватился он.

– Бундес? – деловито уточнила Лера.

– Да, бундес, – кивнул Ольгис.

– А джинсы у тебя на продажу есть? – спросила Лера.

– Что? – переспросил Ольгис, он боялся что недостаточно хорошо понимает русский язык.

– Ну джинсы американские, ну, косметика французская, парфюмерия, есть у тебя? – девушка искательно заглядывала ему в глаза.

– Где?

– В кизде, – раздраженно отрезала Лерочка, – в гостинице твоей, бля, есть у тебя шмотки, товар, парфюм?

– Ну, наверное, что-то имеется, – неуверенно ответил Ольгис.

– А где ты остановился? – нетерпеливо спросила Лерочка.

– В Европейской, – ответил Ольгис.

Получив такой ответ, девушка очень расстроилась:

– Так хули ты мне мозги заколебал, твою мать, мы же только что с Бродского от Европейской уехали, бери, давай теперь тачку назад, поедем к тебе.

– А что мы будем делать? – неуверенно поинтересовался Ольгис.

– Минетов тебе сделаю три штуки, – сказала Лерочка, – за каждую пару джинсов по минету, понял? …

Копия знаменитой брюлловской наездницы в красном – молчаливо наблюдала потом со стены номера люкс за тем, как Лерочка копошилась в Ольгисовых чемоданах, выискивая оттуда фирменные шмотки, а хозяин кофров, сглатывая смешанные слезы страсти и разочарования, вцепившись крепкими своими пальцами в трепетное фрикасе Лерочкиного зада, нагим тазом своим совершал подле него характерные возвратно-поступательные движения.

Всем очень понравилось.



ВСЁ ЗОЛОТО РЕЙНА

1.

Ван Хэ сидел в аспирантской общаге и очень хотел русскую женщину.

Вьетнамцы из соседнего блока жарили на кухне пахучую селедку.

Японский филолог Наросима Йоку – сосед Ван Хэ по аспирантской комнате, хорошо говорил по китайски.

– Легче всего уговорить вьетнамку, – говорил Наросима, – вьетнамки дают всего за три рубля. Они живут на тридцать рублей в месяц. Получают аспирантскую стипендию сто рублей, из них половину добровольно-обязательно отдают в фонд борьбы Вьетконга с американским империализмом и еще двадцать рублей отсылают к себе на родину, поддерживая семьи.

– А с русскими не получается? – спросил Ван Хэ, – ну, хотябы за доллары?.

– Русские девушки предпочитают мужчин не с долларами, – терпеливо объяснял Наросима, – за доллары девушку здесь сразу выгонят из университета, а то и посадят в тюрьму, так что девушки здесь предпочитают отдаваться за вещи, например за американские джинсы можно иметь самую красивую девушку, а за флакон французских духов отиметь и преподавательницу с кафедры политической экономии.

– Значит, мне лучше пойти и позвать вьетнамку? – спросил Ван Хэ.

– Вьетнамцы ездят на родину один раз в два года своей учебы, – рассказывал Наросима, – они экономят на всем и в конце учебы везут домой целые контейнеры всякой дряни, которая там у них считается целым богатством, например эмалированные ведра и оцинкованные корытца для стирки и купания детей. Так что – подари своей избраннице таз из нержавейки и она твоя.

– А у тебя были русские девушки? – не унимался Ван Хэ.

– Была одна, – кивнул Наросима, – ее зовут Алтынхай Наранбаева, она из Алмааты.

– И она тебе дала тоже за джинсы? – спросил Ван Хэ.

– Нет, она мне дала за реферат по истории японского средневековья, она историк, – сказал Наросима.

– А как же насчет джинсов? – поинтересовался Ван Хэ, – я обратил внимание, на факультете почти все русские девушки ходят в джинсах, значит?

– Они все хоть раз переспали с арабами, – ответил Наросима, – арабы везут сюда джинсы чемоданами, и имеют русских девушек целыми гаремами, как шейхи в арабских эмиратах.