Отряд-2   ::   Евтушенко Алексей Анатольевич

Впрочем, говорили здесь по-русски и это несколько утешало.

Обер-лейтенант Хельмут Дитц, когда к нему в палату осторожно вошли, находился в полном сознании и в положении полулежа с аппетитом кушал что-то весьма напоминающее молочную кашу из красивой стеклянной миски. Медсестра, сидящая рядом, увидев посетителей, деликатно удалилась, и отряд робко приблизился к кровати.

– Гляньте-ка, – первым обрел дар речи Стихарь. – Живой!

– Если честно, я вчера доктору не очень поверил, когда он сказал, что вы, господин лейтенант, через пару дней будете на ногах, – застенчиво признался ефрейтор Карл Хейниц. – А теперь вижу, что правда.

– Доброе утро, – улыбнулся Дитц, и по его потеплевшему прозрачно-голубому взгляду было заметно, что он искренне рад всех видеть. – Что вчера было-то? Ничего не помню. Очнулся сегодня утром, и мне тут же принесли кашу.

– Ранили тебя, – объяснил Велга. – Тяжело ранили. А потом мы попали в этот мир.

– То есть, – прищурился Дитц, – ты хочешь сказать, что это какой-то другой мир? Не тот, в котором мы находились?

– Именно, – вздохнул Александр.

– Приключения продолжаются, господин обер-лейтенант! – широко ухмыльнулся Рудольф Майер. – Должен вам сказать, что мы очень за вас переживали. Но здешняя медицина, действительно, делает чудеса. На такое, по-моему, даже свароги не были способны.

– Погодите вы! – вмешалась Аня. – Хельмут, позвольте я вас послушаю? Доктора докторами, но желательно убедиться, что с вами действительно все в порядке.

– Ну… слушай, – неуверенно согласился Дитц и поставил тарелку с остатками каши на тумбочку.

Аня присела к нему на кровать. Встряхнула несколько раз кистями рук, как бы сбрасывая с них невидимые капли воды, и стала водить ладонями над грудью и головой обер-лейтенанта. В палате образовалась благоговейная тишина.

– Хорошо, хорошо, – приговаривала Аня, – здесь тоже уже хорошо… а вот поспать бы вам еще не мешало совсем. Ничто не лечит человека лучше чем сон. Хороший здоровый сон. Сон. Сон…

– Лови! – шепотом воскликнул Малышев и сам же и подхватил обмякшее тело ефрейтора Хейница.

– Ну и дела! – восхитился рыжий Курт Шнайдер. – По-моему, эта штука называется гипноз, да? Слышал, читал, но никогда сам не видел. Э, а господин обер-лейтенант-то наш тоже спит!

– И пусть спит, – сказала Аня, подымаясь. – Ему полезно. А Карл просто слишком впечатлительный. Или ночью спал плохо.

– Разбудить? – спросил Малышев, без видимых усилий, словно ребенка, держа ефрейтора на руках.

– Не надо, Миша. Раз уснул, значит организм потребовал. Отнеси-ка ты его на место.

Они уложили Хельмута головой на подушку, отнесли Карла в его постель и вышли на воздух покурить и оглядеться. Не забыв при этом снести все оружие в номер к тому же Хейницу и оставив Вешняка его охранять.

На улице светило теплое утреннее солнце и хорошо пахло свежей парковой зеленью. Они перешли неширокую дорогу и уселись прямо на траве возле двух нежных юных берез.

– Сигареты кончаются, – констатировал Майер, критически оглядывая тощую пачку. – Будем надеяться, что в этом мире есть табак.

– Или бросите курить, – сказала Аня.

– Еще чего! – возмутился Стихарь. – И так у бедного солдата практически никаких удовольствий в этой жизни!

– Птицы поют, – сообщил Малышев, блаженно растягиваясь на траве во весь свой гигантский рост. – Хорошо….

– Вроде на вид тут все мирно, – сказал Велга, закуривая – но должен вам сообщить, что мы со Стихарем слышали сегодня ночью автоматную и пистолетную стрельбу. Далеко, правда, но слышали.

– И сирену, – добавил Валерка.

Остальные молча глядели на них, ожидая продолжения. Малышев сел.

– И что это может означать? – задумчиво осведомился неизвестно у кого Шнайдер.

– Только одно, – пояснил Велга.