Любимец женщин   ::   Жапризо Себастьян

Сегодня его славу затмили такие замечательные курорты, как Фура или Марен, но тогда он насчитывал с тысячу душ зимой и не менее пяти тысяч - в сезон летом.

Вдоль главной дороги, ведущей на материк, на всем ее протяжении сменяют друг друга устричные садки и выгоны, окруженные болотцами. Помню, что в вечернем тумане нас провожало большое красное солнце, скользившее по водным зеркалам.

Ночь застигла нас еще на полуострове. Разомлевший от вина, мой муж не засыпал только благодаря ухабам. Я не осмеливалась ничего ему говорить, потому что малейшее замечание приводило его в бешенство, а еще потому, что мне было не так-то легко отделаться от приобретенной на работе привычки повиноваться ему. В конце концов он сам с уверенностью собственника положил руку на мое колено и прокричал сквозь грохот и тарахтенье:

- Проведем нашу первую брачную ночь здесь, пока я еще на что-то гожусь!

Съехав с дороги, он остановил фургон на опушке соснового бора. Мы вышли каждый со своей стороны и направились ко входу в "гнездышко любви", как называл заднюю часть фургона мой муж. Я ненадолго задержалась у двери, чтобы насладиться прохладой и послушать ночных птиц.

Когда я поднялась в фургон, Северен успел зажечь спиртовку и облачиться в пижаму, купленную им по случаю свадьбы, голубую в желтую и черную полоску, на нагрудном кармане которой были вышиты его инициалы. Хвастливо заявив мне: "Я все предусмотрел", он вытащил из ящика бутылку игристого и поставил ее на столик вместе с двумя металлическими чарками. Мне не хотелось вина, но я выпила немного, чтобы избежать ссоры. Потом, видя, что я сижу на одном из матрасов не поднимая глаз и не говоря ни слова, муж вздохнул:

- Ладно, я понял.

Он закурил сигарету и вышел из фургона - прогуляться, пока я разденусь. Прикрывая створки двери, которую он оставил открытой, я увидела, что он усаживается немного поодаль, на насыпи.

Я расстегнула крючки на платье и аккуратно сняла его через голову. Видимо, шорох ткани у самых моих ушей помешал мне услышать другой звук, поскольку я тотчас почувствовала, как меня хватают в охапку и грубая рука зажимает мне рот. Я даже не успела удивиться столь нелепой выходке мужа. Глухой, сдавленный голос - не голос Северена - скомандовал мне:

- Тихо! Не шевелитесь!

Сердце словно оборвалось у меня в груди.

Потом меня опрокинули навзничь, почти оторвав от пола. В свете спиртовки я мельком увидела рослого молодого человека с бритым наголо черепом и со щетиной на лице, в рубахе грубого полотна без ворота. От него воняло болотом. Он прижимал меня к себе, и я ничего больше не видела, но по звукам догадалась, что он запирает дверь фургона.

После этого он лихорадочно прошептал:

- Если будете слушаться меня, я не причиню вам зла.

При этих словах он склонился надо мной и вперил взгляд своих темных глаз в мои. Я не знала, как дать ему понять, что он меня душит, но он, должно быть, прочел в моем взгляде, что я слишком перепугана, чтобы защищаться, и убрал ладонь с моего рта. Не давая мне опомниться, он потащил меня, задыхающуюся, полуголую, к переднему сиденью, говоря все тем же хриплым, прерывающимся голосом:

- Сейчас вы сядете за руль, и мы поедем.

По пути он задул спиртовку. Я собралась было возразить, что почти не умею водить машину - и это было правдой, - но он перебил меня:

- Делайте что я говорю, иначе я убью вас.

Я перелезла через спинку сиденья. Он остался сидеть сзади, сдавив мне шею железной хваткой. У меня вылетело из головы, как нужно трогаться. Ощупью я нашла стартер. Уже он сам, этот мужчина, когда я покатила в темноте, протянул руку поверх моего плеча и включил фары.

Изо всех сил выворачивая руль, чтобы выехать на дорогу, я услышала, как по полу покатилась бутылка игристого и чарки.