Охота на Крыс   ::   Андреев Алексей

Куда делся тот охотник, что приполз израненным на Поляну Волхвов, мечтавший умереть вместе со своим городищем и, волей судьбы и чарами покойного волхва Светлояра, оставшийся жить? Глаза сына старосты стали глазами воина, и первый раз в жизни Рогволда захлестнуло безумное опьянение боем.

И раньше рус смотрел в глаза смерти. Но теперь и сама смерть отшатнулась бы от взгляда и хищной усмешки воина, не знающего пощады. Пусть некромант обратил в прах всех его земляков, пусть велика его колдовская сила — колдуну не будет пощады. Пускай их всего пятеро, и сейчас его долг вместе с Уруком найти дорогу к Стражам Перевала Странников и отдать им меч их павшего собрата. Они сделают это. Пусть для этого необходимо пройти всю степь и отыскать волхва Светозара. Они пройдут свой путь до конца. Но потом некроманту, уничтожившему его род, не спастись. Месть и боль переполняли душу Рогволда, и только кровь проклятого чернокнижника навеки утолит эту боль.

«Я сделаю это отчаянью и смерти вопреки, — думал рус. — Да, меч Странников, притороченный орком за спину, способен залить кровью весь мой мир. Свой долг я выполню до конца. Но потом я найду этого колдуна. Я буду убивать его медленно. Очень медленно, чтобы он прочувствовал до конца весь ужас женщин, детей и стариков, обращенных им в отродья могил».

Из глотки Рогволда вырвался настоящий волчий вой. Рус не знал, о чем думает сидевший рядом с ним Урук. Но сын старосты сердцем чуял: его побратим пойдет до конца. До конца, до последней черты, что бы ни встретил он за ней. И когда смерть протянет свою костлявую лапу — орк лишь оскалится в хищной усмешке и обнажит мечи.

Сейчас Урук, последний из своего народа, сидел с ним плечо к плечу и почти рычал. Сквозь этот рык пробивались слова, и на секунду Рогволду померещилась слеза на щеке орка. Урук поминал своих родичей, и не было пощады врагам в гневе орка, в рыке, рвущемся сквозь старую песню степных удальцов, не жалевших в бою никого и презиравших пощаду для себя.

…Как на дикий берег, как на дикий берег

Вывели казаки десять тысяч лошадей,

И покрылся берег, и покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей…

Когда попадал в плен израненный казак, то не просил пощады, а сквозь самую лютую муку смеялся в лицо врагам. И с ужасом смотрели они на хохочущего под муками удальца. Надменные греки и гордые короли франков менялись в лице и лишь в страхе передергивали плечами при одном упоминании о русах и казаках:

— Это же варвары! Скифы! Дикари! Степные ханы делали из черепов русов чаши, желая, чтобы сила и мужество убитых перешли к ним. Но разве есть в мире сила, способная пересилить русскую силу!…

Тело мое белое, сердце мое смелое,

Скоро его вороны на части расклюют!

Не горюй, мамаша, что взяла не наша,

Скоро ли подстрелят, — да когда еще убьют…

Задумавшись, сидел у костра ведьмак Бронеслав, песней поминая своих дружинников, павших под мечами слуг Мерлина. Первая седина тронула его виски после последнего боя с околдованными разбойниками, и одного за другим поминал сотник души своих ратников, ушедших в Горькие Земли. Не просили пощады ведьмаки-дружинники и умирали за други своя. В проблесках пламени костра видел сотник погребальный огонь, снова звучали слова погребальной песни-прощания.

Наконец Бронеслав расправил плечи и, гоня непрошеную грусть, начал во весь голос подпевать своим спутникам. Казалось, вся мощь чар Черного Леса влилась в старинный напев. Ночной ветер ударил вихрем, взметнул пламя в небеса. И веселый хмель разлился по жилам путников. Хмель ветра, степи и воли. Голова шла кругом от этого хмеля, казалось, что сам ветер мягко нашептывает:

— Пока мы живы, не будет пощады врагу. И нет нам разницы, сколько вражин перед нами.