Любовь считает до трех   ::   Литвинова Анна

Зато они выслушали ворох восторженных заверений: «Вы не пожалеете! Это будет полный эксклюзив, самое яркое воспоминание в вашей жизни!»

Макс от каждого слова туристической тетеньки млел. И нахально шепнул Варе: «Учись, детка, какими должны быть хеппи-энды!»

А потом он деловито поместил билеты, туристические ваучеры и тощую стопочку сдачи в кейс, и они побежали каждый по своим делам. Варя – к парикмахеру и за новым купальником. Макс – на работу, доделывать какой-то спешный проект.

– Завтра мы нырнем в океан! – поцеловал он ее на прощание.

– Не сглазь! – привычно цыкнула Варя.

Она улыбнулась вслед Максу. Настроение, хоть на улице и пурга поднялась, было солнечным – словно они уже на островах. Наверно, Макс все же прав: так здорово улететь из зимы в лето, из обычного Рождества в Рождество сказочное…

Домой Варя вернулась поздно. К купальнику пришлось покупать парео и модные шлепанцы с клубничинами, а парикмахер уговорил ее осветлить несколько прядей: «Знаете, как будет красиво, когда вы в тропики попадете. Получится, будто солнце в волосах играет!»

Едва открыла дверь – замерла на пороге: в квартире оказалось темно и очень холодно. Из-за распахнутых по всем комнатам окон гулял ледяной сквозняк, а с улицы слышались бессвязные песни – похоже, граждане начали отмечать Рождество заблаговременно.

– Макс! – тревожно крикнула Варя. – Макс, ты где?

Тишина. Сердце забарабанило. Семнадцатый этаж, открытые окна и Макс – такой непредсказуемый, нервный и, как говорит знакомый врач, «психически нестабильный».

Варя отшвырнула пакеты с покупками и на дрожащих ногах вошла в гостиную – никого. Только в разверстые окна летит снег, понемногу укутывает искусственную наряженную елочку…

Варя бросилась к подоконнику, жалобно крича:

– Макс, Макс!

– Я здесь, – донесся его голос из спальни. – Иди сюда.

Ноги дрожали, зуб не попадал на зуб. «Да чего я так испугалась-то? – успокаивала себя Варя. – Просто холодно в квартире, вот я и трясусь…»

– Ты зачем квартиру выстудил? – строго спросила она, врываясь в спальню.

Окно здесь тоже было распахнуто. А Макс, в одной майке, стоял, облокотившись на ледяной подоконник. Лицо – закаменевшее, пустое. В волосах плачут снежинки.

– Что случилось? – тихо спросила Варя.

Ответом был такой взгляд, что ее снова передернуло словно от арктического холода.

– Пожалуйста, говори! – взмолилась она. – Не молчи.

Он собрал с подоконника горсть снежинок, сдавил их в мокрый комок… тихо выдохнул:

– Варюшка, я просто не знаю, как тебе об этом сказать…

Она почувствовала, как ее наполняет ярость. Не из-за того, что что-то явно случилось, а исключительно из-за антуража. Словно она находится внутри фильма, который снимает режиссер-авангардист: огоньки иллюминации за распахнутым окном, снег на подоконнике и закаменевший взгляд Макса. И его монотонный монолог:

– Варечка, я знаю, что виноват. Но я не мог. Просто не мог остановиться, понимаешь? Я хотел как лучше… Ты же сама сказала, что на этот курорт нужно брать как минимум пару тысяч на расходы… На СПА там всякие, на тропические коктейли… А у нас только тысяча была. Вот я и подумал… В общем, заглянул в казино. На полчасика. Нам ведь так фартило весь последний месяц, что я и не сомневался – и здесь подфартит. Что я эту штуку несчастную в момент подниму…

– И в итоге? – Варя постаралась, чтобы голос звучал спокойно.

Он не ответил. Отвернулся к окну, и Варя машинально отметила, что Максу очень идут майка на голое тело и снежинки, угасающие в волосах. А его глаза – голубые и такие прозрачные, что в них отражаются всполохи уличной иллюминации, – красивы просто фантастической красотой. На рождественских каникулах они с ним будут самой красивой парой…

– Сначала все шло шикарно.