Песнь Хомейны   ::   Роберсон Дженнифер

И тут внезапно Финн вздрогнул всем телом, его смуглое загорелое лицо посерело, застыв, как маска смерти, глаза по-прежнему оставались пустыми. Я слышал, как клокочет дыхание в его груди, видел, как мучительно кривятся губы в гримасе то ли отвращения, то ли боли… И мгновением позже, прежде чем я успел сказать хоть слово, он свернул пленнику шею и отшвырнул тело на снег.

– Финн! – я мгновенно оказался на земле и вонзил меч в снег – сейчас он мешал мне, шагнул к Финну, сгреб его за грудки:

– Финн, я сказал – измени его, а не убей… Но Финн уже валился навзничь в снег: я понял, что он не услышал меня. Он не был сейчас собой. Его самого по-прежнему не было здесь.

– Финн, – я схватил его за руку, удерживая от падения. Даже под теплой зимней одеждой я чувствовал, как напряжены его мышцы, лицо его было по-прежнему мертвенно-бледным, зрачки – черные булавочные головки в море чисто-желтого яростного цвета…

– Финн…

Он снова дернулся – и, наконец, пришел в себя. Повернул голову ко мне, не сразу осознав, что это я, что я держу его за руку. Он снова был самим собой, но я не спешил ослабить хватку. Если бы это не был Финн, я бы никогда не оставил меча.

Он посмотрел мимо меня, на распростертое в снегу тело.

– Тинстар, – его губы шевелились с трудом, словно ему мучителен был самый звук этого имени. – Я коснулся… воли Тинстара.

Я уставился на него в растерянности:

– Как?

Финн сдвинул брови в мучительном раздумье и провел рукой по лбу, словно хотел утереть пот, хотя лицо его было залеплено снегом, а сам он дрожал от холода. На мгновение он открылся, позволив мне увидеть свои истинные чувства, он был сейчас растерян и как-то странно уязвим.

– Он был… там. Как сеть, как паутина – мягкая, тонкая и липкая… паутина, которую невозможно сбросить, невозможно разорвать…

Финн встряхнулся, словно вышедший из воды пес.

– Но… если эти люди охотились за Чэйсули, а не за принцем Хомейны… – я помолчал. – Разве Тинстар стал бы ввязываться в кумаалин!

– Тинстар ввяжется во что угодно. Он – Айлини. Я с трудом удержался от улыбки – но не улыбнулся, подумав о Тинстаре. Тинстар, прозванный Великим Айлини, поскольку он правил – если, конечно, так можно выразиться – народом чародеев Солинды. Как Чэйсули были народом магов, живущих в Хомейне, так Айлини приходили из Солинды. Но они были – злом, ибо исполняли веления демонов преисподней. Что доброго может быть из Солинды – что доброго можно ждать от Айлини?.. Они хотели власти над Хомейной – и потому помогли Беллэму Солиндскому захватить ее.

– Но, значит, он не знает, что мы здесь, – раздумчиво проговорил я.

– Мы в Эллас, – напомнил мне Финн. – Хомейна всего в одном-двух днях пути отсюда – все зависит от того, какая будет стоять погода – и я не сомневаюсь, что границу стерегут соглядатаи Беллэма. Может быть, эти люди действительно были посланы, чтобы охотиться на Чэйсули…

Он сдвинул брови, я понял, что он размышляет, каких доказательств, убийства Чэйсули требует Беллэм от своих слуг. Должно быть, они должны принеси серьгу, может, и браслеты тоже…

– … но может статься, что они разыскивали хомейнского принцаизгнанника,

– он продолжал хмуриться. – Я не уверен. У меня было слишком мало времени для того, чтобы выяснить их истинные намерения.

– А теперь уже поздно.

Финн посмотрел на меня, по его лицу снова ничего нельзя было прочесть.

– Если Тинстар связался с хомэйнами и посылает их охотиться на Чэйсули, эти хомэйны должны умереть, – ровно проговорил он, взглянул на мертвое тело, потом снова поднял взгляд на меня. – Я должен охранять твою жизнь, это мой долг.. Неужели я не могу сделать того же для себя самого?

Я долго молчал.

– Да. Конечно, – в конце концов жестко проговорил я и пошел назад к коню, чтобы вытащить из снега меч.