Плеск звездных морей   ::   Войскунский Е

Родители же мои были примарами - из первого поколения родившихся на Венере, - так что не стоило разыскивать их здесь, на рейсовом корабле. Да и чего ради им, никогда не видавшим Земли и нисколько о ней не помышлявшим, покидать Венеру?

Мы взяли на борт около тысячи человек. Могли бы, конечно, взять и больше, но предел был положен запасами продовольствия. Особенно - воды. Когда число пассажиров достигло критического уровня, командир прекратил посадку.

Диспетчер космопорта срывал голос, убеждая колонистов, оставшихся за бортом, сохранять спокойствие и терпеливо ожидать пассажирские корабли, которые уже в пути и придут через две недели по земному календарю. Начался медленный отлив человеческой реки...

Попробуйте разместить тысячу пассажиров в грузовом ионолете, имеющем всего двенадцать двухместных кают! Все каюты, включая пилотские, были отданы женщинам с грудными детьми. Остальным пассажирам предстояло провести полет в небывалой тесноте грузовых отсеков и коридоров, на голодном пайке пищи, воды и воздуха.

Что же стряслось на Венере? Чем вызвано массовое бегство колонистов? Планета неприютна, жизнь здесь трудна - это так, но ведь колонисты, покидая Землю, знали, на что идут. Вряд ли можно было заподозрить их в том, что они - все разом! испугались трудностей освоения Венеры. У меня не было времени для выяснений, я носился из отсека в отсек, определяя места для пассажиров и пытаясь навести какой-никакой порядок, а из обрывков услышанных разговоров было невозможно составить разумное представление о причине бегства. Но я понимал, что дело не в физических трудностях - об этом я не слышал ни слова. Речь шла о психике. Может, вспышка какой-то нервной болезни?

К вечеру мы от усталости ног под собой не чуяли.

- В жизни не видел такой паники! - сказал командир и повалился в пилотское кресло.

Робин, уточнявший нормы расхода воды и продуктов, перестал щелкать клавишами вычислителя.

- Что же все-таки произошло? - спросил он.

- Толком ничего не поймешь, - пробормотал командир и слабо махнул рукой. - Выключи верхний свет, Улисс, - отнесся он ко мне, помолчав. - Глаза режет...

Я выключил плафон и спросил, когда старт.

- В четыре утра, - сказал командир.

- Разреши мне съездить в Дубов, старший, - попросил я. И пояснил: - Там живут мои родители.

- Они что, примары?

- Да.

- Надо отдохнуть перед стартом, - сказал командир. - Рейс будет трудный.

- Поселок недалеко отсюда, старший. Я бы обернулся часа за три. Хочется повидать родителей.

- Ладно, поезжай.

Я облачился в шлюзе в громоздкий венерианский скафандр и спустился на поле космодрома. Возле здания порта, на стоянке, было полно свободных вездеходов, я забрался в одну из машин и погнал ее по широкой каменистой дороге.

Ох, как хорошо знал я эту дорогу! Плавно изгибаясь к юго-востоку, она взбегала все выше на плато Пионеров, врезалась в нагромождения бурых скал, а сейчас, за поворотом, я увижу над отвесной скалой обелиск в честь первооткрывателя Дубова и его товарищей. Вот он, обелиск,-белокаменная игла, проткнувшая низкое, сумрачное, клубящееся небо. Небо моего детства, слепое небо Венеры, на котором никогда не увидишь звезд, а солнце проглядывает лишь слабым и тусклым красноватым пятном.

И странный, высоко поднятый горизонт - будто ты на дне гигантской чаши, хотя это вовсе не так, - теперь он кажется мне странным, я отвык от сверхрефракции венерианского воздуха. А там дальше, слева, если присмотреться, - белые корпуса промышленной зоны, и башни теплоотводных станций, и скорее угадывается, чем виден золотистый купол Венерополиса, столицы планеты.

Сколько же мне было тогда? Лет пять, наверное, или шесть... Мы ехали с отцом в Венерополис и заранее условились говорить не вслух, а по менто-системе - направленной мыслью.