Пляска смерти   ::   Гамильтон Лорел

Мика вошел первый, оглядываясь через плечо, смеясь и продолжая начатый разговор. Он был моего роста – низенький, и мускулистый – как бывают мускулистыми пловцы. Костюмы ему приходилось шить на заказ, потому что на такой размер готового не бывает. Появился он у меня загорелым, и загар поддерживался пробежками на улице, в основном без рубашки, в течение всего лета и осени. Сегодня к спортивным шортам он добавил футболку. Волосы у него были того сочного, богатого каштанового цвета, который бывает иногда у людей, начинавших жизнь блондинами. Темные волосы он завязал в свободный хвост, не скрывавший, насколько они волнистые, почти как у меня. Солнечные очки он снял, и когда я подошла обнять его, то видела шартрезовые глаза. Желто-зеленые глаза леопарда на тонком человеческом лице. Один очень плохой человек заставил его когда-то оставаться леопардом так долго, что он, вернувшись в человеческий облик, до конца вернуться уже не мог.

Мы поцеловались, и руки наши будто автоматически обняли друг друга, прижали нас друг к другу так тесно, как только можно в одежде. Вот так он на меня действовал почти с той секунды, когда я его увидела. Страсть с первого взгляда. Говорят, она долго не длится, но пока что уже полгода и все так, как было.

Я растаяла у него в руках и поцеловала его яростно, глубоко – отчасти потому, что всегда мне этого хотелось, как только я его видела, отчасти же потому, что мне было страшно, а когда я его трогала и он меня, мне становилось лучше. Не так давно я бы на людях вела себя скромнее, но сегодня не настолько хорошо было у меня с нервами, чтобы притворяться.

Он тоже не смутился, не сказал: «Ну, не на глазах же у Ронни!», как сказал бы Ричард, а поцеловал меня с той же поглощающей страстью, держа так, будто не собирался никогда выпускать. А потом мы отодвинулись друг от друга, запыхавшись и смеясь.

– Это было для меня представление? – спросила Ронни не слишком счастливым голосом.

Я обернулась, еще наполовину в руках у Мики, посмотрела в ее сердитые глаза – и вдруг почувствовала, что готова рассердиться в ответ:

– Не все на свете для тебя делается, Ронни.

– Ты хочешь сказать, что каждый раз вы так целуетесь, когда он домой приходит? – Злость вернулась, и Ронни ее использовала. – Его не было – сколько? – час? Я видала, как ты его встречала, когда он с работы приходит, и ничего не было похожего.

– Похожего на что? – спросила я, понижая голос. Хочет ссориться – можно и поссориться.

– Как будто он – воздух, и ты им надышаться не можешь.

Голос Мики прозвучал ласково, предупредительно, будто он хотел нас обеих успокоить:

– Мы что-то прервали?

Я повернулась к Ронни полностью:

– Я имею право целовать своего бойфренда как хочу и когда хочу, не спрашивая у тебя разрешения, Ронни.

– Не надо говорить, будто ты сейчас этим спектаклем не хотела ткнуть меня мордой об стол.

– Ронни, сходила бы ты к психотерапевту, а то ей-богу, достала уже, вываливая на меня свои проблемы.

– Я тебе как подруге доверилась, – сказала она, и голос ее звучал придушенно от какой-то эмоции, которую я не определила, – а ты мне такой спектакль в ответ? Да как ты можешь.

– А это не был спектакль, – сказал Натэниел прямо от дверей. – Но если хочешь спектакль, это тоже можно устроить.

Танцующим шагом он вошел в кухню – с обученной грацией профессионального танцора и нездешней грацией леопарда-оборотня. Одним плавным движением сорвал с себя майку, бросив на ковер. Я даже шагнула назад, не успев сразу взять себя в руки. До этого момента я не понимала, что он на Ронни злится. Чем она его подкалывала, интересно, когда я не слышала? Когда он мне говорил, что она не считает его за человека, он пытался мне сказать больше, чем я услышала.