Пляска   ::   Силверберг Роберт

Черные тучи на востоке звучат бронзовыми трубами, а усиливающийся ветер представляет собой вихрь черной щетины. Наступает тишина. Спускается ночь. Я пляшу. Я один.

Коптер появляется снова, тебя находят, и ты не сопротивляешься, когда тебя втаскивают. Испытывать горечь ты не в состоянии. Ты спокойно объясняешь, что сделал и узнал и почему нельзя уничтожать этих людей. Описываешь растения, которые ел, их воздействие на твои чувства, рассказываешь о блаженном синтезе, текстуре ветра, звуках облаков и тембре солнечного света. Тебе кивают, улыбаются, говорят, чтобы ты успокоился, что скоро все будет хорошо, и прикасаются к предплечью чем-то таким холодным, что голова кружится и гудит, деинтоксикант вливается в вену, и вскоре восторг улетучивается, оставляя только изнеможение и горе.

— Мы совершенно неисправимы, — говорит он. — Творим свои злодеяния и на других планетах. Уничтожали армян, евреев, тасманцев, индейцев, уничтожали каждого, кто стоял на пути, а теперь прилетаем сюда и продолжаем эти проклятые убийства. Вас не было со мной. Вы не плясали с ними. Не видели, какая богатая, многослойная культура у поедателей. Взять хотя бы их племенную структуру. Она очень сложна: семь уровней брачных отношений и экзогамный фактор, требующий…

— Том, дорогой, никто не собирается причинять вред поедателям, — ласково говорит Эллен.

— А религия? — продолжает он. — Девять богов, каждый представляет один аспект единого бога. Поедатели поклоняются добру и злу, у них есть теология. И мы, эмиссары бога зла…

— Мы их не уничтожаем, — говорит Майклсон. — Как ты не поймешь, Том? Все это твоя фантазия. Ты был под воздействием транквилизаторов, но теперь мы очищаем твой организм. Скоро будешь опять видеть все в реальном свете.

— Фантазия? — говорит он с горечью. — Наркотический бред? Я был в прерии и видел, как вы разбрасывали гранулы. Видел, как поедатели умирали и распадались. Мне это не пригрезилось.

— Как нам убедить тебя? — серьезным тоном спрашивает Чанг. — Чему ты можешь поверить? Хочешь, пролетим вместе над страной поедателей, сам увидишь — их миллионы.

— А сколько миллионов уже уничтожено? — требовательно спрашивает он.

Все убеждают его, что он ошибается. Эллен снова говорит, что никто и никогда не собирался причинять вреда поедателям.

— Это научная экспедиция, Том. Мы изучаем их. Причинять вред разумным формам жизни — нарушение всех наших принципов.

— Вы признаете, что они разумны?

— Конечно. В этом никто не сомневался.

— Тогда для чего разбрасывать гранулы? Для чего уничтожать поедателей?

— Ничего подобного не было, Том, — говорит Эллен и берет его руку в свои прохладные ладони. — Поверь нам. Поверь.

— Если вам хочется убедить меня, — говорит он с горечью, — то возьмите машинку и обработайте мне память. Разуверить меня в том, что я видел своими глазами, вам не удастся.

— Ты же все время был под воздействием наркотика, — говорит Майклсон.

— Я никогда не принимал наркотиков! Кроме того, что съел во время пляски — а до этого видел, как массовое убийство продолжалось неделя за неделей. Скажите, это ретроактивный бред?

— Нет, Том, — говорит Шварц. — Это постоянный бред. Он — составная часть твоего лечения, восстановления личности. Ты прилетел сюда запрограммированным на него.

— Не может этого быть, — отвечает Том.

Эллен целует его в горячий лоб.

— Пойми, это сделано, чтобы примирить тебя с человечеством. Ты был ужасно возмущен изгнанием своего народа в девятнадцатом веке. Ты не мог простить индустриальному обществу изгнание сиу и был полон ненависти.