По ту сторону черной дыры   ::   Беразинский Дмитрий

Вмешался Кимарин:

– Товарищ старший прапорщик, вы же видите – Федорчук в норме – он и с комбатом так разговаривает.

– Сам вижу, – Шевенко, казалось, напрочь забыл о часовом; подойдя к забору, он придвинул к нему какой-то ящик и, взгромоздясь на него, заглянул за…

Саша Кимарин едва успел подхватить покачнувшегося и начавшего заваливаться начкара. Оказавшись на твердой земле, Шевенко встряхнулся, снял фуражку, достал носовой платок и протер им лысину. Затем спрятал платок в карман кителя и, держа в руке головной убор, сел на ящик.

– Абсурд, мля! – произнес он упавшим голосом.

Строй, в мгновение ока превратившийся в ватагу, бросился к забору. Горомыко и Пятнавый, в ящиках не видевшие необходимости, первыми обозрели зазаборный пейзаж. Пятнавый в ужасе закрыл лицо ладонями. Горомыко, погрязший в культуризме по самое серое вещество, покрутил своим горбатым носом и ляпнул:

– Во, блин, смещение пространственно-временного карантинума!

Как оказалось, Василий сориентировался в происшедшем на два дня раньше центрального компьютера базы. Дождавшись, пока остальной личный состав попадает с ящиков, начкар сказал:

– Пойти, доложить, что ли… Пошли! Федорчук!

– Я!

– Не юродствуй. Посматривай тут. Коли появится какой-нибудь Змей Гонореич, стреляй без предупреждения.

В караулке Шевенко горько улыбнулся:

– Если в штабе сейчас капитан Львов, то после моего доклада командиру он примчится к нам со своей знаменитой «лекарствой». Айболит, хренов!

Капитан Львов был начальником медчасти, то есть, начмедом. О нем бродила недобрая слава. Он прославился своим эксгибионистским подходом к лечению любой болезни. Если к нему приходил солдат с жалобой на боли в животе, капитан самоотверженно рисовал ему бронежилет зеленкой, запасы которой в медпункте казались неисчерпаемыми. В случае с головной болью, голова солдата выбривалась, и рисовался шлем все тем же незамысловатым составом, вид которого приводил в ужас недомогающих.

Дородный, с большим хищным носом и пшеничными усами, придававшими ему сходство с пивным гномом, увеличенным в десять раз, Львов приближался к караулке хищными шагами уверенного в себе Сатаны. Выпучив водянистые глаза и придав себе и без того устрашающий вид, он постучал в комнату начальника караула.

– Входите, товарищ капитан! – раздался голос Шевенко. Львов вошел.

– Невероятно, Владимир Иваныч, как вы догадались, что это – именно я?

– Элементарно, капитан Ватсон! Кого еще могли прислать из штаба после моего доклада! Вы один или с группой захвата?

– Один.

– Странно!

– Вы, Иваныч, обладаете самым деревянным лбом из всего личного состава. По моему глубокому убеждению, сдвинуть вам мозги набекрень может разве что вид Люцифера, собирающего травы для гербария.

– Если это, Игорь Леоныч, комплимент, то очень и очень сомнительный, – хмыкнул Шевенко, – вроде того, как «пуля попала в голову, поэтому больших разрушений не причинила». Прошу вас.

– Что? – не понял Львов, доставая кошелек.

– Да не взаймы! – рассвирепел Владимир Иванович, – пошли на рекогносцировку, правнук Эскулапа!

У забора Львов постоял минуту в задумчивости, достал из портмоне лакмусовую бумажку, сунул ее в рот, вынул и, осмотрев со всех сторон, бросил под ноги.

– Случаи массового помешательства описаны лишь в священном писании, а мы с вами, Владимир Иванович, люди военные. Придется звать Норвегова со всей кумпанией. Пусть дядя Костя приходит и разбирается в этой кутерьме. Сей случай ничего общего с медициной не имеет.

Повернувшись в сторону вышек, он добавил:

– А эти, как их, постовые, пусть зайдут ко мне после караула.

– Любопытно, что вы им помажете в этот раз? – не удержался Шевенко.

– Горла, чтоб не болели после воя!



Глава 1.