По ту сторону рассвета   ::   Брилева Ольга

Терпевший унижения и удары от своих явных неприятелей, капитан-лейтенант Белгарион "оторвался" на последнем, кто был способен испытывать к нему хоть какое-то сочувствие, уложив того на неделю с лишним в лазарет - так это выглядело поначалу.

Через несколько дней мичман Итари понял, что Берен спасал ему жизнь. Иначе Итари неминуемо вступился бы за Берена во время решающих событий, и неминуемо был бы убит.

Удивляет то, что именно в это время были написаны самые светлые, жизнеутверждающие главы романа - с 21-й по 23-ю, истинный гимн любви, мужеству и верности.

Имена четверых, инициировавших жестокую драму с кровавой развязкой, не принято называть, так как двое из них все еще живы. Несомненно, в тот момент все они были ментально неадекватны, как, впрочем, и весь экипаж. Им было уже все равно, есть ли на борту "оборотень" или нет. Им было все равно, чем обернется для Арды появление там эмиссара Аш-шаира. Они хотели жить, хотели домой. Они приняли решение угрозой физических истязаний заставить пилота вывести корабль в локальное пространство Арды.

Доктору Рианону запретили делать записи в бортовом дневнике. Отчет о состоянии пилота после первого разговора с "горячей четверкой" находится в медицинском санторе. Врач констатировал двойной перелом правой руки и многочисленные ушибы. Это было еще не претворение угрозы в жизнь, а, так сказать, предварительная демонстрация возможностей.

Два человека попытались воспрепятствовать этому. Бэй Маса-фато, инженер двигателей, и второй навигатор Лауран Гимильзаран встали на пути "горячей четверки". Дело дошло до кровопролития, и Маса-фато, гражданин кхандского государства Саинна, был убит. Погиб также один из "горячей четверки", Гимильзаран и другой "горячий" были ранены и попали в лазарет.

Даже если не принимать во внимание нравственную сторону вопроса, а думать только о том, как сильно зависят жизни экипажа от решений пилота, действия "горячей четверки" кажутся безумием. Берен Белгарион, доведенный до отчаяния, вполне мог в межпространстве распылить корабль вместе с собой и со всеми, кто там находился. А впрочем, даже такой вариант наверняка устраивал "горячую четверку" куда больше, чем пожизненное заключение в жестянке, болтающейся среди звезд.

Поначалу они решили, что он сломался. До локального пространства колоний было четыре прыжка. Но после четвертого все поняли, что пилот завез их не туда, и что он намерен держаться до конца, каким бы этот конец ни был.

Он уже знал имя "оборотня". В ситуации неминуемого и тяжелого этического выбора только один из членов экипажа сумел сохранить холодный нейтралитет. А впрочем, Берен уже никак не мог воспользоваться результатом своих действий.

Дальнейшие поступки "горячей четверки" (точнее, уже "двойки") были обусловлены чистой яростью. Что именно произошло на мостике в тот день, 14-го числа месяца гвирит - не знает никто, потому что нет живых свидетелей. Но под ложечкой у меня застывает всякий раз, как думаю о том, как Берен Белгарион лежал в тесном коконе гибернационной капсулы, слыша только боль в правой руке и ожидая - когда за ним придут.

За ним пришли и извлекли из капсулы. Точнее, раскрыли ее - на большее не хватило терпения. Один из нападающих был найден мертвым с окровавленным обрезком титанового стержня в руке. Другой - тоже мертвым, но безо всяких подручных средств. У них (по крайней мере, у одного из них) хватило ума срывать злость на пилоте, не сняв с него прыжкового наношлема. Диагноз при вскрытии поставлен один и тот же - мгновенная гибель всех нервных клеток, "прыжковая смерть", настигающая каждого, кто находится вне гибернационной капсулы.

Вряд ли Берен Белгарион пытался покончить разом и с собой, и с ними по принципу "умри, душа моя, вместе с филистимлянами". Скорее всего, попытка совершить прыжок произошла в состоянии болевого шока, на грани потери сознания.