Лунный удар   ::   Сименон Жорж

Тимар спросил, не может ли он повидаться с Аделью».

«Не надо».

«Что она говорит?»

«Ничего не говорит».

«А доктор? Он, кажется, уверяет, что я лишился рассудка?»

Такие разговоры раздражали Тимара. Он прекрасно понимал, что похож на душевнобольного, но сам ощущал себя в твердом уме. Он гримасничал, как сумасшедший, у него были жесты сумасшедшего. Иногда даже в его голове теснили одна другую мысли, непонятные ему самому.

— Этого не может быть.

Нет! Тимар в этом уверен. Доказательством тому его спокойствие. Он без всякой посторонней помощи собрал свои вещи. Даже заметил, что не хватало белых костюмов, и заявил об этом, так как знал, что на борту до Тенерифа все одеваются в белое.

Очутившись на молу один, в обществе носильщиков, в семь утра, он ухмыльнулся, взглянул на красную дорогу, окаймленную кокосовыми пальмами, которые четко выделялись на фоне неба, и воскликнул:

— Этого не может быть!

Но нет! Это было. Очевидно, он все же не в себе.

Тимар понимал свое состояние. Понимал и то, что оно временное. Поэтому и ничего не стыдился.

Он занял свое место в шлюпке и вдруг, обхватив голову руками, прошептал:

— Адель!

Тимар стиснул зубы. Сквозь пальцы, приложенные к глазам, он видел улыбающихся негров. Море было спокойно.

Конец всему! Теперь берега Африки были уже не видны.

К нему подошел бармен:

— Звали?

— Стакан оранжада.

Они обменялись короткими взглядами, и Тимар почувствовал, что бармен тоже принимает его за сумасшедшего. Должно быть, на пароходе все были предупреждены.

— Этого не может быть!

Какой-то поезд.. Что за поезд? Ах да, поезд, уходящий из Ла-Рошели, и сестра машет ему платком…

Тимар сидел в плетеном кресле, полностью уйдя в свои думы. Одеться пришлось в черное. Пропавшую колониальную одежду так и не нашли. В душе ему даже доставляло удовольствие, что он отличается от других пассажиров. На борту было много офицеров, слишком много офицеров.

— Слишком много галунов, — ворчал он.

И слишком много чиновников. И детей, бегающих по палубе.

Что это ему напоминало? Ах да, Адель! Она тоже всегда была в черном. Только у нее не было детей. А негритянка!

Он все прекрасно помнил. Все. Он был хитрее, чем они думали. Они хотели осудить отца молодой негритянки. Тимар спас его, а за это они все вместе принялись его бить.

Да, это был сговор! Все были в сговоре. И губернатор, и прокурор, и лесорубы. Понятно, ведь все они спали с Аделью.

Пассажиры в белых костюмах, чтобы убить время, по десять, по сто раз ходили взад и вперед по палубе.

— Убить! Этого быть не может.

И вдруг Тимар перестал думать. Вернее, мысли перестали так быстро сменяться в его мозгу. Что-то оставалось непонятным. Тимар представил себя в черном костюме, с шлемом на голове: он сидит за столиком пароходного бара. Он возвращается во Францию!

Должно быть, его били по голове. Он мог потерять разум. Его даже считали безумным. Но это ненадолго. Он это чувствовал. Так ясно чувствовал, что даже оттягивал момент полного выздоровления, чтобы пока всерьез ни о чем не думать. Это был ловкий трюк. Иногда он размышлял вслух. Перед его полузакрытыми глазами возникали искаженные, как во сне, образы.

Темнело. Люди за соседним столиком, по-видимому чиновники, играли в белот и пили перно. Совсем как в Либревиле. У Адели Жозеф научился играть в белот.

Это совсем нетрудно.

Однажды вечером… Да, это было на несколько недель позже, незадолго до приезда на концессию… На моторной лодке… У него был приступ… Он отбивался… Кого-то бил… Его уложили в постель…

Адель. Она лежала рядом с ним. Они следили друг за другом. Каждый притворялся, что спит, но заснул по-настоящему один Тимар, а она воспользовалась этим, чтобы улизнуть. Когда он проснулся, Адели и след простыл.