Подмененный   ::   Кубасик Кристофер

Я завернула тебя в туалетную бумагу и спрятала в холодильнике. Ох, как долго ты там пролежал!…

Питер почувствовал, как мурашки забегали у него по коже. Ему захотелось уйти отсюда.

– С Мириюм совсем плохо? – хрипло спросил он у Эдди.

– Что плохо? – не понял тот.

– Ну, все. Эти имена, люди, к которым она обращается… Ты только послушай. Она – того?

– Что – того?

– Действительно родила… в туалете?

– Как я могу знать? – Эдди дернул головой. – Она уверяет, что так было. Поди проверь. Если что-то подобное и случилось, то скорее всего у нее в голове.

– Как это? – озадаченно переспросил Питер.

– Ну, как. Как это обычно бывает? Спрашиваешь, почему она разговаривает сама с собой? Не знаю. Что-то прет из ее головы. Ничего не поделаешь – одиночество…

– Одиночество?

– Ну да. Ты когда-нибудь был одинок? – Эдди со странной хитрецой посмотрел на тролля.

– Был… – Это слово он выговорил не спеша, прикидывая, что таилось за всем этим разговором. У него родилось чувство, что этот Торопыга Эдди жаждет втянуть его в какую-то историю.

– И ты тоже дошел до того, что начал разговаривать сам с собой? – Эдди опять дернул головой. – Ну, не так, как Мириюм, но с тобой тоже такое творилось? Чтобы в полный голос. И давай всем вокруг выкладывать все, что думаешь.

– Да.

– Это все от одиночества. Представь, что тебе больше не с кем разговаривать, никто больше не придет к тебе, не будет расспрашивать, как ты живешь. В конце концов каждый из нас остается один, но лучше быть наедине со смертью, чем наедине с жизнью. У тебя появляется охота почесать языком, а рядом никого нет, вот ты и начинаешь болтать с самим собой. Потом это входит в привычку. Тебе все больше и больше нравится это занятие, ты ничего странного в этом уже не замечаешь. Тебе никто не нужен, и люди вокруг перестают замечать тебя – чего можно ждать от тронутого, разговаривающего с самим собой? Так твоя привычка становится обязанностью, потом долгом, и люди начинают сторониться тебя. Кому охота выслушивать чужие жалобы! Они не хотят замечать… замечать… замечать тебя. И ты тоже! Тогда и наступает одиночество… – Человечек опять судорожно дернулся и закончил: – Одиночество… одиночество…

Питеру стало тягостно. Этот разговор буквально вымотал его. Он тоже почему-то потряс головой и спросил:

– Ты не знаешь, где бы я мог остановиться?

– Ну, у меня есть койка в одном укромном уголке. Здесь, недалеко… – Эдди хитро улыбнулся.

– Нет, мне нужна гостиница, – осторожно ответил Питер.

– У тебя есть наличные?

– Немного, – солгал тролль.

– Здесь нет гостиницы, в которой тебе сдадут номер. Все боятся. – Эдди многозначительно закатил глаза.

– Знаю, – вздохнул Питер и глянул в сторону женщины. Неужели его ждет такая судьба? Может, лучше вернуться домой? Чтобы избежать одиночества…

Вернуться к папочке?…

Нет. Только не это. Тем более после той записки, которую он оставил на экране телекома. Он не может, поджав хвост, вернуться в свою конуру. Да еще в первую же ночь!…

А что, если связаться с доктором Лендсгейтом?

Тоже глупо. Он должен стать самостоятельным, добиться всего в жизни собственными руками. В любом случае он не желает, чтобы папочка или Лендсгейт видели его слабость.

– Послушай, парень, – сказал Торопыга Эдди. – Ты новичок на этой сцене? Точно? Точно! Ты не знаешь правил игры. А я знаю… Знаю… знаю… – как заводной повторил он. – Сечешь? Я могу помочь тебе, но и мне потребуется твоя помощь. Сечешь? – Эдди опять начал подергиваться, но на этот раз его конвульсии быстро прекратились.

– Ты здоровенный парень вон какой вымахал. Я как раз нуждаюсь в такой горе мускулов.

– Мне кажется… – Питер запнулся.

– Ты не обращай… не обращай… внимания на мои ужимки. – Эдди попытался унять дрожь.