Подумаешь, какие-то шарики   ::   Горбачевская Елена

Как, впрочем, и само это диковинное существо, наполовину растение, наполовину животное, созданное вместе с другими такими же живыми домишками в тех же самых сверкающих комнатах и гудящих ящиках, где Драдзикодора проходила обучение.

Почему-то вдруг всплыл тот день, когда их всех обучали не вместе, как прежде, а неожиданно развели по отдельным помещениям. Ей тогда на голову водрузили сверкающую шапку, похожую на корону, и все время что-то говорили о гармонии, совместимости и единстве. А потом она увидела избу и поначалу даже подумала, что, мол, неказистое какое-то жилище. А уж когда та зашевелилась, закудахтала и вдруг встала на свои лапки, действительно похожие на куриные, так и вовсе обмерла от неожиданности. Нет, не от страха. Потому что от избушки шла волна такой доброты и заботы, что Драдзикодора просто не могла испугаться.

Откровенно говоря, все это время она была в тайне убеждена, что ей повезло значительно больше, чем другим. Она видела избушки своих товарок, но все они были какие-то не такие, неуютные, неприятные. Драдзикодора ни за что не согласилась бы жить ни в одной из них. То ли дело ее собственная хатка! Старуха

уже давным-давно не отделяла себя от избушки, чуть ли не считая ее частью себя самой. Только вот злилась на нее за медлительность, слабую сообразительность и бестолковость. Правда, это обычно недолго продолжалось. Покипит, поворчит старуха, понося на чем свет стоит бревенчатую тупицу и призывая на ее крышу пожары и прочие напасти, да и уймется. А изба зла никогда не помнила, ибо память у нее была еще хуже, чем у самой Драдзикодоры.

Но дрова были все-таки необходимы. Темно-коричневые узловатые руки бросили сучья в огороженный очаг, тонкие синеватые губы почти беззвучно зашевелились, в такт им задергались редкие седые волоски на морщинистом подбородке — Драдзикодора произносила заклинание. Она делала это совершенно автоматически, не вдумываясь в смысл того, что едва слышно бормотала. Кряхтя и охая, бабка осторожненько, стараясь не дернуть больную спину и руку, ухватила тяжеленный котел и потащила его на специальную подставку. Бормоча проклятия и помогая себе коленом более-менее нормально работающей правой ноги, она, наконец, заволокла котел на место. Огонь под ним уже горел, и можно было немного передохнуть.

Она опустилась прямо на пол, утирая со лба пот и жадно ловя воздух раскрытым ртом. Совсем со здоровьем стало скверно. И сердце никуда не годится, тахикардия проклятая. Хорошо, хоть давление нормальное почти все время. Зато с почками совсем худо, в правой скорее всего камень, да и «любимый мужчина» — цистит — слишком уж часто стал наведываться за последние лет двадцать, пришлось чуть ли не все «медвежьи ушки» извести поблизости.

Она немного отдышалась и сделала попытку встать, но тут же ойкнула и схватилась за поясницу. Как некстати проклятый радикулит! И ведь не отложишь это дрянное заклинание! Вот же досада! Ладно еще варево колдовское изготовить, это еще полдела, а вот чтобы разбрызгать его помелом, чтобы вызвать ветер, который разнесет его по всем владениям, нужно как следует постараться. Что вряд ли позволит сделать как следует нежданный и незваный гость — люмбаго. Вообще-то если по-хорошему, так ей бы сейчас полежать недельку или хотя бы дней пару, пока спину отпустит, а не танцевать с помелом на ветру. Но что делать, терпеть приходится!

Осторожно и медленно, словно бы держа на голове хрустальный сосуд с водой, Драдзикодора поднялась на ноги. Еще медленнее выпрямилась. Кажется, ничего, пока обошлось, удалось найти то самое положение, при котором боль не так сильно терзает измученное тело.