Магия успеха   ::   Семенова Мария Васильевна

 — Прохоров развернулся и пошел было на выход, но Верок внезапно придержала его, голос ее стал хриплым:

— Слушай, а нюхнуть не хочешь? Классный кокс, Зануда подогнала. Можно разбодяжить, ширнемся. Пойдем, а? Нас там три скважины, без болта живьем не обойтись.

На ее губах застыла призывная усмешка, глаза светились искушенностью много чего повидавшей самки.

— В другой раз, подруга, в другой раз. — Ухмыльнувшись, Прохоров отстранился, скучающей походкой вышел на улицу. — Бр-р-р…

С озера тянуло холодом, промозглой свежестью, волглый лед напоминал о зиме. Передернув плечищами, Прохоров сел в машину, включил погромче радио «Шансон», прибавил газу, поехал. У ближайшего таксофона он остановился, по памяти набрал номер, долго ждал, пока поднимут трубку.

— Привет, это я.

— Ты знаешь, сколько времени?

— Разве ты мне не рада?

— Ужасно! Водки купи, раз уж разбудил, и не тяни кота за хвост, мне с утра на работу.

— Лечу, радость моя. — Прохоров повесил трубку, сел за руль и неспешно поехал по пустынному шоссе.

Тихо шуршали шины, слепили дальним несознательные встречные, по радио на всю катушку пел Розенбаум:

Одинокий волк — это круто…

Эпилог

Напольные, в рост человека часы глухо пробили десять раз — время было завтракать. Сразу же с завидной пунктуальностью в дверь постучали, и раздался мелодичный голос Клавдии Ивановны:

— Владимир Матвеич, кушать подано. — Будто серебряный колокольчик прозвенел.

— Иду, иду. — Отложив лупу, господин Виленкин бережно опустил в футляр двойной золотой денар времен Сасанидской династии и следом за домработницей направился в столовую. Ох уж эта Клавдия Ивановна! Всем хороша, и телом, и воспитанием, и чистоплотна опять-таки — в квартире ни пылинки. Да, будь он лет на двадцать помоложе… Хотя теперь есть какое-то новое средство, «Виагра», действует, говорят, исключительно. Надо, надо попробовать, тряхнуть стариной…

Столовая, впрочем, как и вся квартира, являла собой смешение стилей, времен и традиций. Секретер работы Жана Анри Ризенера соседствовал с резным двухъярусным буфетом, изготовленным в мастерской Иль-де-Франса, всю стену занимала эльзасская, с бандеролями, объясняющими сюжет, тканная золотом шпалера, над большим бюро Давида Рентгена красовалось медное, выполненное в технике гризайли — белой эмалью на черном фоне — блюдо мэтра из Лиможа Пьера Куртейса. Наследие старины глубокой, вещи редкие, цены немалой. Хотя, что греха таить, в свое время, достались они Владимиру Матвеевичу совсем недорого, так, мука, крупа, чаи да сахары. К примеру, вот этот дивной сохранности Хальс обменян, дай Бог памяти, на плитку шоколада, макароны и банку тушенки. Что ж, каждый выживал как мог, блокада. Правда, харч тому профессору впрок не пошел, помер он вскоре, обожрался, видно"с голодухи. Мог бы и сразу отдать, за так. Да, те времена уже не вернуть, а жаль. У товарища Жданова была специальная команда, ходили по квартирам, прибирали все ценное, а у товарища Виленкина был человечек в той команде. Упокой Господь его грешную душу, даром что из чекистов и жаден был сверх меры…

«Да, увы, все проходит». Владимир Матвеевич уселся за дубовый стол с резными, в виде атлантов, ножками и неторопливо положил в рыночный творог рыночную же, желтоватую, сметану. Подумал, добавил абрикосового джема и, размешав, принялся работать чайной ложкой. Вкусно, черт его дери, и для сосудов, говорят, творог первое дело, чтобы никаких, там тромбов. Потом Владимир Матвеевич пил чай с бутербродами — двойными, с сыром и ветчиной, отдал должное ватрушке с изюмом, а завершил завтрак зеленым яблоком, способствующим пищеварению.

— Мерси. — Благосклонно глянув на прислугу, он поднялся, сдержанно рыгнул, помассировал выпятившийся живот.