Полет Эйзенштейна   ::   Сваллоу Джеймс

Те, кто продолжал стремиться к недостижимым целям, кто продолжал истязать себя и пытаться достичь высот, на которые были не в состоянии подняться, никогда не имели мира и спокойствия в душе. Калеб не уподоблялся им. Он осознал свое место и положение вещей. Он знал, где ему предстоит быть и что придется делать. Он понимал, что должен быть здесь и не спрашивать, не страдать, а только исполнять.

И это наполняло его гордостью. Кто еще, спрашивал он себя, мог ходить там, где ходит он — среди полубогов, рожденных из плоти самого Императора? Денщик никогда не уставал ими восторгаться. Он прижимался к стенам коридора, уступая дорогу массивным воинам, спешившим завершить подготовку к сражению.

Космодесантники представлялись ему ожившими статуями, которые сошли со своих пьедесталов и заполнили корабль. Они шагали по переходам в доспехах цвета мрамора с зеленой каймой и вкраплениями золота. Некоторые носили новейшие, более компактные комплекты брони, другие оставались в старинных доспехах, украшенных заклепками с острыми шипами и тяжелыми шлемами. Они были непревзойденными воинами, живыми руками Империума, и все их деяния вызывали благоговейный восторг, тянувшийся за космодесантниками, словно мантия. Им никогда не понять направленных в их сторону взглядов простых смертных.

За время своей службы Калеб смог убедиться, что кое-кто из Легиона относится к нему без всякого уважения или с некоторым раздражением, словно к какому-нибудь безмозглому сервитору. Он воспринимал это как свой жребий и смирялся со свойственным ему стоицизмом, понимая, что таковы обычаи Легиона Гвардии Смерти. Он никогда не пытался обманывать себя и считать, что принадлежит к их кругу — такой шанс был предоставлен Калебу, и он не сумел им воспользоваться, но в душе знал, что живет по тому же кодексу, что и космодесантники. Он был уверен, что его ничтожное, слабое человеческое тело до самой смерти будет служить тем же идеалам Империума. Калеб Арин, неудачливый претендент, денщик и советник капитана, был доволен своей судьбой, как только может быть доволен кто-то из смертных.

Завернутая в ткань ноша была неудобной, и Калеб повернул ее, расположив по диагонали поперек груди. Но ни разу он не осмелился позволить предмету коснуться палубы или хотя бы приблизиться к какому-то препятствию. Ощущение его в своих руках, даже через несколько слоев зеленого, как трава, бархата, уже переполняло денщика гордостью. Калеб продолжал путь вперед и вверх по извилистым переходам, по служебным путям, тянущимся над душными и шумными мастерскими оружейной палубы. Затем коридоры вывели его на верхние уровни, куда не осмеливался ступать никто из членов корабельного экипажа — эта территория полностью была отдана во владение космодесантников. Даже капитан «Стойкости», пожелай она посетить эти помещения, должна была бы испросить разрешения у высших командиров Гвардии Смерти.

Калеб ощутил некоторое удовлетворение и бессознательно провел рукой по одежде и застежке ошейника, выполненной в виде черепа. Устройство было размером с его ладонь и изготовлено из какого-то сплава, содержащего олово. Заключенное в нем устройство для оптических датчиков механизмов и сканирующих кристаллов корабля было равносильно подтвержденному бумажному пропуску. Калеб подозревал, что устройство было таким же старым, как и сам Легион. Им пользовались сотни слуг, умерших на той же службе, которую нес он, и Калеб догадывался, что механизм переживет и его.

А может, и нет. Прошлые обычаи вырождались, и лишь несколько старейших боевых братьев Гвардии Смерти продолжали поддерживать древнейшие традиции Легиона. Времена, а вместе с ними и космодесантники, постепенно преображались.