Порошок невесомости   ::   Кросс Эрик

Мы вместе ломали голову, как бы употребить его во благо человечеству, однако во всех наших идеях обнаруживался какой-нибудь изъян, ибо совершить доброе дело - одна из самых сложных в мире задач.

Но довольно скоро в нашем округе подошло время выборов, и были выдвинуты две кандидатуры: одного кандидата звали Хенниген, другого Финнеган. Финнеган был человеком, за которого проголосовал бы любой, находящийся в здравом уме, поскольку такие, как он, не станут утруждать себя сомнительной деятельностью вроде принятия новых парламентских законов. Он был сговорчивый, добродушный, мухи не обидит. В политику он попал случайно и нашел эту деятельность приятной, а деньги - легкими.

Хенниген же был человеком, который в случае его избрания с помощью различных законов и постановлений вывернул бы нас всех наизнанку и поставил бы с ног на голову, так что все мы превратились бы в ходячих праведников, не знающих радостей жизни.

Однажды вечерком, сидя у огня, мы все это обмозговали и выработали грандиозный план, а также совершили необходимые приготовления.

Накануне дня выборов Хенниген должен был провести заключительную встречу с участием многочисленных избирателей и выступить с речью в помещении муниципалитета. Мы оба вымыли головы, причесались, пристегнули воротнички, повязали галстуки и, подзаправившись за ужином, отправились на собрание. Пришли мы туда всего полчаса спустя после начала сбора, так что в зале было еще немноголюдно. Алойсиус, при его небольшом росточке, смог незаметно пробраться вперед и рассыпать немного порошка невесомости по переднему краю сцены.

Вскоре после того, как объявили о начале собрания, толпа повалила в зал и стала рассаживаться, а организаторы заняли места на возвышении. Вид у них был виноватый, словно ни один из них не явился бы на собрание в тот вечер, не займи он у Хеннигена деньги и не решаясь ему отказать. Последним на сцену поднялся сам Хенниген, державшийся, как и подобало настоящему Хеннигену, а нужно вам заметить, что более серьезное обвинение предъявить человеку трудно.

Толпа принялась кричать "ура!" и - развлечения ради - кидать на сцену всякую всячину. Тут Хенниген приблизился к краю сцены и начал речь. Болтал он довольно долго и даже стал повторяться, но больше ничего с ним не происходило. Я уже было подумал, не отсырел ли порошок, тогда вечер пропал бы для нас даром, как вдруг Хенниген - у-у-у-х! - шумно вспорхнул, словно фазан, и с треском ударился головой о потолок.

Собравшиеся страшно удивились, но больше всех - сам Хенниген, который, потирая ушибленную голову и дрыгая ногами, парил теперь в вышине и не имел ни малейшего понятия о том, что же такое с ним приключилось. Задрав головы, с широко разинутыми ртами все глазели на кандидата - ведь это было почище любого цирка.

- Снимите меня! - орал Хенниген. - Тащите лестницу! Приведите полицию! Вызовите пожарную команду!

Кто-то из президиума бросился вон и разыскал лестницу, по она оказалась коротковатой. Кто-то другой раздобыл веревку и стал бросать конец Хеннигену, пока тот не поймал ее и не уцепился за нее как следует. Затем Хеннигена быстро спустили вниз, словно флаг после окончания торжественной церемонии. Когда он наконец очутился на земле, председатель собрания взял со стола стакан и наполнил его виски, забыв разбавить водой. Едва Хенниген это увидел - и кто бы посмел осудить его за это, - он схватил стакан и... отпустив веревку, снова взлетел, словно жаворонок, к самому потолку. Толпа веселилась от души: это была лучшая политическая встреча в графстве за многие годы.

Хеннигену снова бросили веревку и снова спустили его вниз, на сей раз обвязав концом веревки ножку стола, так что Хенниген продолжал свои разглагольствования на привязи, словно старая коза.