Послания себе (Книга 3)   ::   Гомонов Сергей

А тетя Рита всегда дарит мне игрушки или что-нибудь сладкое и удивленно говорит:

- Сашок! Как ты вырос, Рыжик!

Я смотрю в зеркало. И ничего я не вырос, такой же, как всегда. И ничего я не Рыжик. Рыжик - это кот у девочки Ани из соседнего дома. А я - мальчик.

Про тетю Риту папа говорит, что она "витает в облаках" и что "все ждет своего принца". Интересно, неужели наша тетя Рита умеет летать?! И ещё: где же тогда живут принцы и принцессы? Наверное, там же, где и феи? Среди звезд? Тогда надо будет как-нибудь, в подходящий момент узнать у нее, как она туда летает. Может быть, однажды она согласится взять меня с собой? Маму я уговорю, ведь я совсем ненадолго - туда и обратно. Только посмотрю - и все. А может, мы и маму с собой возьмем? Интересно, а почему тетя Рита умеет летать в облаках, а мама нет? Может, у нее надо починить крылья? Но почему папа не починит их ей? Он даже машину умеет чинить! Я хотел посмотреть, как они сломались - может, я и без папы справлюсь? - и, пока не видела няня Люда, искал их по всему дому. Но так ничего и не нашел. Может быть, они в потайном месте? Я недавно спросил про них маму, но она засмеялась, поцеловала меня и позвала папу:

- Ник! Сашкин спрашивает, где мы с Ритой "спрятываем" крылья...

- Ну, и где? - подпирая дверь плечом, папа пьет из пакета сок и усмехается.

Мне показалось, что после этого мама стала грустной. Наверное, это я обидел ее. Мне хорошо запомнилось, что той ночью я куда-то падал. Я заплакал, и мама с папой, всюду повключав свет, прибежали в мою комнату.

- Сашкин! Сашкин! Ты что?! - мама прижимала меня к себе, он нее вкусно пахло одуванчиками, и она гладила меня по спине.

- Что-то приснилось, да? - папа заглядывал через мамино плечо и пытался взъерошить волосы у меня на голове, но она отворачивалась, не давая ему это сделать.

- Я упа-а-ал! - вырвалось у меня сквозь плач.

- Это же не на самом деле, тебе приснилось! - мама поцеловала меня.

- На самом!

Это действительно было на самом деле, я не обманывал. Что-то тянуло меня вниз, и я летел в страшную черноту. А вдруг там был Бабай? А вдруг там со мной было бы что-нибудь страшное, как по телевизору, в передачах, которые мне не разрешают смотреть?

Потом я вспомнил, что однажды со мной это уже было. И еще однажды: когда я набегался перед сном, а меня отругала баба Роза, к которой мы ездили на море, когда было тепло. Я плохо ее помню, только золотые зубы и что она очень большая. И все время громко-громко говорила. Мы с мамой её за это боялись - мама тоже. А папа просил нас не бояться, потому что баба Роза плохо слышит, поэтому и кричит, а вовсе не оттого, что сердится. Но мне все равно было страшно, я не хотел плакать, но оно само плакалось. Баба Роза говорила, что я капризный ребенок и что похож на деда (я его ни разу не видел). Мне стало трудно разговаривать, а все из-за того, что язык как-то плохо ворочался во рту и мешал. Папа не знал, что со мной делать, он так и говорил маме:

- Надо бы Шурику врача. С чего вдруг он стал таки заикаться?!

Мама брала его за руку, отводила от меня и что-то горячо шептала. Чтобы они не ругались, я решил молчать и считал долгие-долгие дни, остававшиеся до отъезда домой. Тогда я научился смотреть на чаек. Мама почему-то плакала. Я был счастлив, когда узнал, что мы улетаем раньше, чем хотели папа и баба Роза. В самолете я сидел у мамы на руках и боялся потеряться. Мама была печальной, и тогда я сказал:

- Я боялся, что вы оставите меня у бабы Розы...

Мама схватила меня за плечи, расцеловала и повернулась к папе:

- Ник! Ты слышал?!

- Что?

- Он заговорил!

- Когда?

- Только что. Он что-то сказал мне на ухо, и даже не заикался! Что ты сказал, Сашкин?!

Мне стало стыдно, щекам - горячо, и я спрятался у мамы на груди, пахшей одуванчиками.