Последнее чудовище   ::   Андерсон Пол Уильям

— Пожалуйста, не будете ли так добры, я знаю местечко, где есть деревья…

Человек тихо но образно выругался.

— Так вот, что они натворили! Мало того, что они уничтожили целый народ, так нужно было еще и последнего оставшегося лишить мужества и воли! Послушай, ты! Я — Мануэль Джонс, и я ставлю условие: или же ты говоришь со мной, как один свободный бродяга с другим, или же не говоришь вовсе. Теперь пойдем, поищем твои деревья!

Они пошли вверх по тропе молча (если не считать того, что человек насвистывал под нос непристойную песенку), пересекли ручей и вошли в заросли. И когда Руго улегся в тени, испещренной пятнами света, ему показалось, что он заново родился. Руго вздохнул, дал телу расслабиться, приник к земле, черпая ее древнюю силу.

Человек разжег костер, открыл несколько банок из своей котомки и вывалил их содержимое в котелок. Руго голодным взглядом следил за ним, стыдясь и злясь на себя за урчание в желудке. Мануэль Джонс присел на корточки под деревом, сдвинул шляпу на затылок и заново зажег трубку.

Голубые глаза на обветренном лице смотрели на Руго спокойно, без ненависти и страха.

— Я ждал встречи с тобой, — сказал Мануэль. — Я хотел увидеться с последним из племени, которое смогло построить Храм Отейи.

— Что это такое? — спросил Руго.

— Ты не знаешь?

— Нет, сэр, то есть, извините, мистер Джонс…

— Мануэль. А может, ты забыл?

— Нет, я родился, когда Чужаки охотились за последними из нас… Мануэль. Мы всегда спасались бегством. Мне было очень мало лет, когда убили мою мать. Я встретил последнего ганнура — так звался наш род — когда мне было около двадцати. С тех пор прошло уже почти двести лет. И теперь я

— последний.

— Боже! — прошептал Мануэль. — Боже, ну что мы за племя — вырвавшиеся на свободу черти!

— Вы были сильнее, — сказал Руго. — В любом случае, это дело далекого прошлого. Те, кто это сделал, мертвы. Некоторые люди хорошо относились ко мне. Один из них спас мне жизнь: убедил других оставить меня в живых. И некоторые из них были ко мне добры.

— Я бы сказал, странная доброта, — пожал плечами Мануэль. — Но, как ты сказал, Руго, это дело прошлое.

Он глубоко затянулся трубкой:

— И все же у вас была великая цивилизация. Не технократичная, как наша, не гуманоидная и не доступная во многом человеческому пониманию, но в ней было свое величие. О, мы свершили кровавое преступление, уничтожив вас, и нам когда-нибудь придется ответить за это.

— Я стар, — сказал Руго. — Я слишком стар для ненависти.

— Но недостаточно стар для одиночества, а? — криво усмехнулся Мануэль. Он замолчал, выпуская в сияющий воздух голубые кольца дыма.

Затем он продолжал задумчиво:

— Конечно, людей можно понять. Они были бедны, обездолены на нашей страдающей от истощения планете; сорок лет несли они сквозь пространство свои надежды, отдавая жизнь кораблям, чтобы дети их смогли долететь — и тут ваш совет запретил им это. Они просто не могли вернуться, а человек никогда не был особенно разборчив в средствах, когда его вела нужда. Люди чувствовали себя одинокими и напуганными, а ваш громадный, ужасный облик только усугубил дело. Поэтому они и дрались. Но им не следовало этого делать так тщательно, ибо все превращалось в чистейшей воды жестокость.

— Не имеет значения, — сказал Руго. — Это было давно.

Потом они сидели молча, укрытые тенью от белого пламени солнца, пока не поспела еда.

— А-а! — Мануэль с нежностью потянулся за своими кухонными принадлежностями. — Это не так уж здорово: фасоль с какой-то дрянью, да и лишней тарелки нет. Бери прямо из котелка, не возражаешь?

— Я-я.. Мне не нужно, — пробормотал Руго, вдруг снова застыдившись.

— Черта-с-два не нужно! Ешь, старина, хватит на всех!

Запах пищи наполнил ноздри Руго; он почувствовал, как закричал желудок. А Чужак, похоже, не шутил.