Последняя ступенька   ::   Кинг Стивен

---------------------------------------------

Кинг Стивен

Последняя ступенька



СТИВЕН КИНГ

ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬКА

НЕ ПРОШЛО и недели, как мы с отцом вернулись из ЛосАнджелеса, и вдруг вчера я получаю письмо от Катрины. Оно было адресовано в Уилмингтон, штат Делавар, хотя за это время я успел дважды переехать. Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, испещренный пометками "Выбыл" и "Адрес изменился", эти узкие наклейки, смешно сказать, кажутся пальцами, направленными на нас с укоризной. Уголок конверта, измятого и запачканното, надорвался, пройдя через много рук. Я прочел письмо, а пришел в себя уже в гостиной - сняв телефонную трубку, я собирался звонить отцу. Я положил трубку с чувством леденящего страха. Отец человек старый, перенес два инфаркта. Ну как я ему скажу про письмо Катрины, когда мы еще не отошли после Лос-Анджелеса? Я могу убить его этим.

Так и не позвонил. И поделиться-то было не с кем. О таких вещах не расскажешь первому встречному - только жене или близкому другу, но близкими друзьями я за последние годы как-то не обзавелся, а с женой мы в семьдесят первом развелись. Нас с Элен теперь связывают только рождественские открытки. Как дела? Как работа? С Новым годом.

Ночью я не сомкнул глаз, все думал о письме Катрины. Оно могло бы уместиться на обычной открытке. После слов "Дорогой Ларри" следовала одна-единственная фраза. Но и одна фраза может многое вместить в себя. И сказать может о многом.

Я вспомнил, как мы с отцом летели из Нью-Йорка на западное побережье, - высота пять тысяч метров, безжалостно яркое солнце, и его постаревшее, осунувшееся лицо. Когда пилот объявил, что мы пролетели над Омахой, отец сказал: "Я не представлял себе, Ларри, что это так далеко". В его голосе была бесконечная печаль, и мне стало не по себе, потому что я не мог до конца прочувствовать ее. Теперь, получив это письмо, я ее прочувствовал.

Наша семья - папа, мама, Катрина и я - жила в местечке под названием Дом Хемингфорда в восьмидесяти милях к западу от Омахи. Я на два года старше Катрины, которую все звали Китти. Она росла прелестной девочкой - ей было восемь, когда произошел тот случай в амбаре, а уже было ясно, что ее шелковистые пшеничного цвета волосы никогда не потемнеют и глаза останутся синими-синими, как у скандинавов. Этим глазам предстояло сражать мужчин наповал.

Жили мы, можно сказать, по-деревенски. Отец засевал по триста акров тучной земли, разводил скот. Про эти места мы говорили "у нас дома". Весной и осенью дороги становились непроезжими, исключая, конечно, 96-е шоссе местного значения и 80-ю автостраду, связывающую Небраску с соседним штатом, поездка же в город была событием, к которому начинали готовиться дня за три.

Сегодня я одна из самых заметных фигур в корпорации независимых юристов... по крайней мере таково общее мнение, с которым, справедливости ради, я не могу не согласиться. Президент одной крупной компании как-то раз, представляя меня своему совету директоров, выразился так: "Этому пулемету цены нет". Я ношу дорогие костюмы и обувь из самой лучшей кожи. У меня три помощника на окладе, а захочу - будет еще десять. Ну а в те времена я связывал ремнем книжки и, перебросив их через плечо, топал по грязи в школу, помещавшуюся в одной комнате, и рядом со мной топала Катрина. Случалось, что и босоногие, в весеннюю распутицу. Тогда еще можно было босиком зайти в закусочную или в магазин, и тебя бы обслужили.

Потом умерла мама - мы с Катриной учились тогда в старших классах в Коламбиа-Сити, а спустя два года наш дом пошел с молотка, и отец устроился куда-то продавать трактора. Семья распадалась, хотя поначалу все складывалось не так уж плохо.