Право учить. Повторение пройденного   ::   Иванова Вероника Евгеньевна

Особенно с другими, – смеживая веки, советует Тилирит.

– Почему?

– Создание, слабое духом, не выдержит такой напор, а сильное… Примет за вызов то, что, по сути, является дружеским предложением. И ты попадешь в опасную ситуацию.

– Волнуешься за меня?

– Возможно. Было бы жаль потерять тебя сейчас, когда…

– Когда – что?

– Когда ты сидишь на цепи. По собственной воле.

Вздрагиваю, как от удара, а тетушка вновь дарит свое внимание пирожным.

В ее словах нет лжи, и издевки не наблюдается: только бесстрастное изложение фактов. Но почему мне больно это слушать? Или – слышать? Ведь я, на самом деле, стал и узником, и тюремщиком в одном лице. В силу обстоятельств, потому что ни одна сила вовне меня не способна сдержать голодную ярость Пустоты, наполняющей мое тело. Только я сам. И это больнее во сто крат, чем быть закованным в цепи и заточенным в глубокое подземелье: изо дня в день, каждый вдох и выдох удерживаться от шага за черту. Оковы можно сбросить, стены – разрушить, но сбежать от самого себя… Не знаю, возможно, кому-то и когда-то удалось совершить подобное чудо, но я творить чудеса не способен.

– Ты уходишь от ответа.

– Уходить, знаешь ли, тоже искусство. Особенно, уходить красиво и в нужное время.

– Разумеется. Но я все же хочу знать, как…

Тилирит с сожалением отставляет пирог в сторону.

– Ты заглядывал на Изнанку и даже пытался слепить подобие, зачем же спрашиваешь о том, что можешь узнать, всего лишь присмотревшись повнимательнее?

– Я не хочу ПРИСМАТРИВАТЬСЯ к ней.

– О, как все серьезно… – тетушка озабоченно качает головой. – Чем это нелепое создание так тебя покорило?

– Она не нелепое создание!

– А как еще можно назвать сплав плохо обработанной стали и совершенно дикой души?

Растерянно хмурюсь:

– Плохо обработанной?

Хитрый прищур.

– Ты видел ее… в изначальном виде?

– Н-нет.

Зелень глаз искрится смехом:

– Тогда незачем спорить. По давним временам и возможностям кайрис [4] , выбранная в качестве вместилища души, была неплоха. Очень неплоха. Но сейчас те же гномы стали куда искуснее в работе с металлом. Взять хотя бы твои парные клинки… Они почти идеальны. Если, разумеется, не принимать во внимание «начинку».

– Хочешь сказать, я их испортил?

– Вовсе нет. Ты предписал им один-единственный путь, вот и все.

– Это плохо?

– Это, скажем так, несколько жестоко. Даже по отношению к неодушевленному предмету.

Ну вот, теперь меня упрекнули в жестокости… Уже начинаю жалеть, что начал этот разговор: куда еще заведет кривая?

Поднимаюсь со стула:

– Вижу, сегодня мне не удастся узнать ничего нового… Посему, позвольте откланяться, драгоценная.

– Сядь!

Недоуменно смотрю на мигом потяжелевшее лицо Тилирит.

– Не смею более отнимать время.

– Ты плохо слышишь?

Сажусь обратно, чтобы услышать слегка презрительное:

– Если просишь о чем-то, имей мужество дождаться просимого. Особенно, если оно стало ненужно.

Приходится поддакивать, чтобы не злить тетушку еще больше:

– Да, драгоценная.

– Если тебя заинтересуют конкретные детали воплощения, обратись к Танарит или к кому-нибудь из ее Дома: не вижу надобности вникать в такие подробности. Тебя ведь волнуют основные принципы, не более того… Итак, любой предмет, равно живой и неживой, представлен на всех уровнях мироздания, с той лишь разницей, что материя, лишенная души в общем смысле понимания, на Изнанке ничем не отличается от свободных Прядей Пространства. Именно это свойство и позволяет «оживлять» то, что изначально живым быть не могло. Однако необходимо умение, чтобы сплести сосуд для души, не изменив непоправимо вид и свойства исходного предмета.

– Но ведь… Артефакт и создается для того, чтобы обычный предмет обладал необычными свойствами.