Пришествие Короля   ::   Толстой Николай

Деревья сомкнулись вокруг них так, что солнце едва касалось теплыми своими лучами земли, но души воинов были полны возбуждения и предвкушения, от которых сердца бились быстрее, и даже смех временами слетал с их уст.

И тогда Киан-бард, что ехал рядом с королем впереди дружины, убрал арфу в чехол и показал вперед, туда, где вправо ответвлялась тропинка. Она была отмечена огромным камнем, что торчал из лесной почвы, покрытой прелой листвой. По углам были высечены на нем странные руны — словно бы великан схватил его и воткнул в землю, оставив на камне следы своих пальцев [8] . Тень каменной плиты наискось пересекала их тропу, и дыхание силы, обитающей в камне, и рунных чар струилось по прогалине — раскачивались под порывами теплого ветра голые ветви и холодным взглядом следил кто-то из сумрака корявых стволов, корней и трутовиков.

Держась подальше от огромной плиты, воинство короля Кенеу свернуло туда, куда указал бард. Даже из храбрейших немало тайком осенили себя знаком креста. В молчании отряд проехал по лесной тропе по дну долины, пересек поток и потом поднялся по склону. Вскоре тропинка превратилась в едва заметный след, вьющийся между валунами, по которому люди могли проехать только цепочкой. Там, где земля была мягкой, виднелись оленьи следы, но не было ни единого следа человека или лошади. Они вступили в пустую и недобрую землю, в которой обитали не люди, а чудовища и призраки. Здесь не закон Белого Христа и не воинство его устанавливали мир и порядок, а рогатые, клыкастые, косматые, чешуйчатые полчища Кернуна, оленьерогого владыки дикой природы, который, скрестив ноги, восседает среди волков на вершине горы Невайс, одним взглядом охватывая все затянутые туманом нагорья между Стеной Гваол и рекой Гверит на границах Придина.

Немного спустя госгордд [9] короля Кенеу выехал из тени дубравы и выбрался на голый склон каменистого холма, тут и там поросшего согбенными от ветра колючими деревьями, коричневым вереском и утесником, еще не ожившими от прикосновений весны. За ним, смутно рисуясь на хмуром небе, возвышалась огромная гора. Снег лежал на вершине и на широких склонах ее. Не слышалось здесь пения птиц, лишь поток, стремясь в темную лесную глушь, грохотал в глубокой каменистой расселине ниже каменной тропы.

Внезапно бард, ехавший впереди короля Кенеу, натянул поводья своего коня и показал налево Он что-то прокричал, но слова его потонули в шуме воды, их подхватил порыв горного ветра и унес над склоненными кустами ракитника за склон холма. Глянув туда, куда указывал поэт, Кенеу маб Пасген увидел клочок поросшей травой земли, на котором возвышался небольшой зеленый курган, круглый и гладкий, как чрево матери, носящей ребенка. Вокруг него были только голые каменистые горные склоны. По виду это была одна из тех могил, о которых поют поэты, — покрытая травой и омываемая дождями.

Сын Монахини спит на горе Невайс,

Владыка битвы, Ллеу Эмрис,

Глава чародеев, Мирддин Эмрис, —

задумчиво прошептал Киан-бард — Наверное, это то место, о котором говорил серый призрак. Ныне пришло время испытать мое искусство барда!

Был ни день ни ночь — бледный предрассветный час. Владыки Регеда и Ллеуддиниауна умылись росой, разбросали вокруг себя ветви рябины, наломанные по выходе из чащи, и улеглись на траву. Бард и король поднялись на горседд как раз тогда, когда первый луч рассветного солнца вырвался из-за склона горы — склон этот зовется Кадайр Артур, и под ним в глубоком пещерном зале живет сам император Острова Могущества, окруженный павшими воинами Кнмри.

Киан-бард плеснул наземь меда из чаши и расстелил желтую телячью шкуру, чтобы его господин мог лечь. Король Кенеу маб Пасген маб Уриен, владыка Ллойвенидда и Эрехвидда, хозяин широкого меча, гордый в зале пиршественном своем, защитник страны и вдохновитель в битве, растянулся на шкуре и закрыл глаза.