Мегрэ в суде присяжных   ::   Сименон Жорж

Мегрэ пытался представить себе, как окантовщик, целый день проработавший в своей мастерской, в глубине двора, возвращается домой, в эту обстановку, напоминающую рекламу из иллюстрированных журналов: почти такое же приглушенное освещение, как на улице Манюэль, слишком легкая, слишком хорошо отполированная мебель, бледные тона обивки.

Но здесь же, на полках стояли книги Мерана, книги, купленные, вероятно, в лавчонках букинистов и с лотков на набережных: «Война и мир» Толстого, восемнадцать переплетенных томов «Истории Консульства и Империи» в старом издании, от которых пахло заплесневелой бумагой, «Мадам Бовари», книга о диких животных, а рядом — «История религии».

Сразу можно было понять, что здесь живет человек, занимающийся самообразованием. И в той же комнате стопкой лежали дамские журналы, пестрые иллюстрированные еженедельники, киножурналы, популярные романы, все, что, несомненно, составляло духовную пищу Жинетты Меран, равно как и лежащие возле проигрывателя пластинки с названиями сентиментальных песенок.

Как они проводили время по вечерам и в воскресные дни? О чем говорили? Что делали?

Мегрэ понимал также, что он не может в нескольких фразах показать подлинный облик Леонтины Фаверж и ее квартиры, куда в былые времена тайком приходили почтенные отцы семейств, люди с солидным положением, которых прятали друг от друга за тяжелыми шторами.

«Я невиновен. Когда я пришел, они обе уже были мертвые».

В зале суда, битком набитом людьми, как в кинотеатре, эти слова прозвучали, как ложь с отчаяния. Ведь для публики, знавшей о подробностях дела только из газет, равно как и для присяжных, Гастон Меран был убийцей, который, не колеблясь, расправился с четырехлетней девочкой, — сначала попытался удавить ее, но потом, озлясь на то, что она все еще не умирает, задушил ее шелковыми подушками.

Еще не было и одиннадцати часов утра, но те, кто находились в зале суда, сохранили ли они ощущение времени, думали ли о своих личных делах? Среди присяжных был продавец птиц с набережной Межиссерн, и хозяин небольшой слесарной мастерской, работавший с двумя подручными.

Была ли у кого-нибудь из них такая жена, как Жинетта Меран? Был ли среди них человек, который, приходя с работы домой, читал такие книги, какие читал обвиняемый?

— Продолжайте, господин комиссар.

— Я попросил его рассказать мне, как он провел время двадцать седьмого февраля после полудня. В два часа, как обычно, он открыл магазин и повесил табличку с просьбой обращаться в мастерскую. Возвратясь на свое рабочее место, он изготовил довольно много рамок. В четыре часа Меран зажег лампы в мастерской и вышел, чтобы осветить магазин. Он уверяет, что сидел в своей мастерской, когда в начале седьмого услышал во дворе чьи-то шаги. Потом кто-то постучал в окно. Это был старик, которого, как утверждает обвиняемый, он видел впервые. Старику понадобилась плоская рамка в романтическом стиле, размером сорок на пятьдесят пять сантиметров, для итальянской картинки, написанной гуашью, которую он недавно приобрел. Меран показал ему багеты различной ширины. Справясь о цене, старик удалился.

— Вам удалось найти этого свидетеля?

— Да, господин председатель. Но только через три недели. Это оказался некий Жермен Ломбра, учитель музыки, живущий на улице Пикпюс.

— Вы его допрашивали?

— Да, господин председатель. Он утверждает, что действительно, как-то вечером, после шести часов, заходил в мастерскую Мерана. Он случайно проходил мимо, увидел в витрине рамки и вспомнил, что накануне купил у антиквара неаполитанский пейзаж.

— Он вам сказал, как был одет Меран?

— По его словам, на Меране были серые брюки, а поверх — светлая рабочая блуза без галстука.