Проклятие Ведьмака   ::   Дилейни Джозеф

 – Однако твоя первая обязанность – разобраться с домовым. Это важнее всего.

Я занялся собственными приготовлениями.

Оставив напарника такелажника копать яму, мы с самим такелажником вернулись в амбар. Он знал, что делать, и прежде всего налил воды в большую бадью, которую они привезли с собой. Вот еще одно преимущество работы с опытными людьми: у них есть все необходимое снаряжение. Бадья была надежная, деревянная, обхваченная металлическими обручами и достаточно большая даже для ямы в двенадцать футов глубиной.

Заполнив бадью водой примерно до половины, такелажник начал вытряхивать в нее коричневый порошок из большого мешка, который принес из двуколки. Он делал это небольшими порциями и после каждой добавки размешивал раствор прочным прутом.

Довольно скоро это превратилось в нелегкое занятие – постепенно масса в бадье становилась все более густой и вязкой. И воняло от нее, точно от пролежавшей несколько недель мертвечины, что, в общем, было неудивительно, поскольку порошок представлял собой толченые кости.

Конечным результатом всего этого должен был стать очень прочный клей. Такелажник все больше потел и тяжело дышал. Ведьмак всегда сам замешивал клей и меня этому научил, но время поджимало, а такелажник был посильней меня. Вот почему он приступил к этой работе, даже не дожидаясь моей просьбы.

Когда клей был готов, я начал добавлять в него из принесенных с собой маленьких мешков металлические опилки и соль, медленно помешивая, чтобы они распределились равномерно. Железо опасно для домового, потому что вытягивает из него силу, а соль обжигает. Стоит домовому попасть в яму, он будет оставаться в ней, поскольку нижняя сторона камня и стены ямы, обмазанные смесью, заставят его съежиться и держаться так, чтобы не касаться их. Конечно, самое сложное – загнать домового в яму.

Это мне еще только предстояло.

Наконец мы с такелажником решили, что все в порядке. Клей был готов.

Поскольку яму еще не вырыли, делать мне было пока нечего, и я топтался в ожидании доктора на узкой, извилистой тропинке, ведущей в Хоршоу.

Дождь прекратился, в воздухе не было ни ветерка. Стоял сентябрь, и погода уже начала меняться к худшему. В любой момент дождь мог зарядить снова, и первый, пока еще далекий раскат грома на западе заставил меня занервничать еще больше. Спустя минут двадцать я услышал в отдалении стук копыт. Из-за поворота показался доктор. Он скакал так быстро, словно за ним гналась вся адская свора. За спиной у него развевался плащ.

Представляться не было нужды, поскольку в руке я сжимал посох Ведьмака. В любом случае, доктор скакал с такой скоростью, что сильно запыхался. Я лишь кивнул ему, а он оставил вспотевшего коня пастись на высокой траве перед церковью и последовал за мной к боковой двери. Открыв ее, я из уважения пропустил его первым.

Отец учил меня ко всем проявлять уважение – если я хочу, чтобы и другие уважали меня. Я этого врача не знал, но Ведьмак настаивал именно на его приезде, из чего я сделал вывод, что доктор знает свое дело. Звали его Шердли. При нем была черная кожаная сумка, на вид почти такая же тяжелая, как мешок Ведьмака, который я принес с собой и оставил в амбаре. Доктор положил сумку на расстоянии примерно шести футов от пациента и, не обращая внимания на сухие всхлипывания женщины, начал осмотр.

Я встал позади него и чуть сбоку, чтобы лучше видеть. Осторожным движением доктор сдвинул рясу священника вверх, обнажив ноги.

Правая была худая, бледная и почти безволосая, но левая, в которую вцепился домовой, покраснела и распухла. Вены на ней вздулись, и чем ближе к трещине в полу, тем более темными они были.

Доктор покачал головой, вздохнул и заговорил, обращаясь к домоправительнице, так тихо, что я едва разбирал слова.