Психоисторический кризис   ::   Кингсбери Дональд

Прошлое упорно ускользало от него, в то время как тривиальные физические детали, воспринимаемые органами чувств, отпечатывались в сознании с необыкновенной яркостью и четкостью, мешая сосредоточиться на главном вопросе. Подсудимый сразу узнал великолепный интерьер — знаменитый звездный зал Лицея психоисториков — и при этом мучительно вспоминал и не мог вспомнить, какое преступление привело его сюда, на их суд. Если, конечно, все окружающее и в самом деле судебный процесс. По крайней мере он был уверен, что люди в роскошных облачениях, сидящие напротив, — могущественные психоисторики, хотя вспомнить о них что-либо было так же трудно, как и о себе самом.

Обвинители силой отняли его квантронную персональную память. И теперь, в отсутствие пама на привычном месте на затылке любая попытка думать наталкивалась на головокружительные провалы в сознании — ведь пам был рабочей частью его мозга с тех пор, как он начал учиться ходить. Теперь ему даже не вспомнить, как происходила сама насильственная операция. Однако несмотря на туман, окутывавший прошлое, и даже совсем недавнее прошлое, настоящее оставалось четким и ясным. Значение окружающего ускользало, но формы и цвета, настолько живые и яркие, что резали глаз, частично заполняли пустоту.

Ярусы старинных балконов, покрытые деревянной резьбой, разделялись металлопластовыми колоннами. Ряды колонн поднимались все выше, ярус за ярусом, завершаясь наконец поперечными арками перекрытий. Все это тонко гармонировало с сияющим великолепием витражей. В мирах типа Светлого Разума, где город покрывал планету сплошной многоэтажной оболочкой, архитектура неизбежно превращалась в искусство интерьеров. Вот знаменитый Крест Аркхайна, реликвия Светлого Разума, который на целых восемнадцать тысячелетий старше самой Империи! Но странно, как мог он знать о первых колонистах планеты, которые вырезали этот крест, и ничего не помнить о совсем недавних событиях?

В окружении такой роскоши подсудимый особенно остро ощущал отсутствие пама. Самые простые вопросы не находили ответа. Кто создал все эти архитектурные чудеса? Было это до или после Опустошения Светлого Разума? Кстати, почему вдруг ему подумалось об опустошении? Что-то связанное с Междуцарствием… Но когда было Междуцарствие — сто лет назад? Тысячу? Десять тысяч? Цифры и детали ускользали… Впрочем, какая разница? Зал был великолепен. А почему у него вдруг промелькнула мысль, что стеклянные панно наверху светятся так неестественно?

Нет, хватит! В сторону блестящие детали. Все внимание — на подиум. Впрочем, не так-то это просто. Подсудимый был уверен, что понимает большинство слов, но фразы уже шли туго и большей частью казались бессмысленной тарабарщиной. Он не мог сформулировать до конца половину своих мыслей, ведь обширные области мозга просто не работали. Но кое-что было ясно. Когда подсудимому удавалось сосредоточиться, он мог в достаточной степени уловить тон речей, чтобы почувствовать — дело принимает скверный оборот и шансов что-то изменить уже нет. Его прошлые ошибки, какими бы они ни были, видимо, оказались роковыми. Он под властью… чьей?

На резном возвышении стояла древняя машина причудливых старомодных очертаний. Старая и потертая, теперь она должна была выполнять церемониальные функции. Когда-то машина незаметно жужжала в углу кабинета Основателя — самый обычный дезинтегратор для разложения на атомы канцелярского мусора. Теперь же всемогущие судьи (кто они?), зависшие над подиумом в аэрокреслах, почтительно окружали ее. Может, она служит им священным орудием смерти?

Подсудимый был уверен, что мог бы назвать имена своих обвинителей, что когда-то знал каждого из этих высокопоставленных сановников. Все лица были ему знакомы. Но урезанная память подводила его.