Путешествие первое А, или Электрувер Трурля   ::   Лем Станислав

Полуметричной дрожи сильный ток

Обратной связью тут же обернется,

Такой каскадной, что в недолгий срок

Короткой яркой вспышкой цепь замкнется!

Ты, трансфинальный класс! Ты, единица силы!

Континуум ушедших прасистем!

За производную любви, что мне дарила

Она, отдам я Стокса насовсем!

Откроются, как Теоремы Тела,

Твоих пространств ветвистые глубины,

И градиенты кипарисов смело

Помножены на стаи голубиные.

Седины? Чушь! Мы не в пространстве Вейля,

И топологию пройдем за лаской следом мы,

Таких крутизн расчетам робко внемля,

Что были Лобачевскому неведомы.

О комитанта чувств, тебя лишь знает

Тот, кто узнал твой роковой заряд:

Параметры фатально нависают,

Наносекунды гибелью грозят.

Лишен голономической системой

Нуля координатных асимптот.

Последних ласк, -- в проекции последней

Наш кибернетик гибнет от забот.

На этом и закончилось поэтическое турне; Клапауций тут же ушел домой, обещав, что вот-вот вернется с новыми темами, но больше не показывался, опасаясь дать Трурлю еще один повод для триумфа; что же касается Трурля, то он утверждал, будто Клапауций удрал, не будучи в силах скрыть непрошеную слезу. На это Клапауций возразил, что Трурль с той поры, как построил Электрувера, видимо, свихнулся окончательно.

Прошло немного времени, и слух об электрическом барде достиг ушей настоящих, я хочу сказать обыкновенных, поэтов. Возмущенные до глубины души, они решили не замечать машины, однако нашлось среди них несколько любопытных, отважившихся тайком посетить Электрувера. Он принял их учтиво, в зале, заваленном исписанной бумагой, так как сочинял днем и ночью без роздыху. Поэты были авангардистами, а Электрувер творил в классическом стиле, ибо Трурль, не очень-то разбиравшийся в поэзии, основывал вдохновляющие программы на произведениях классиков. Посетители высмеяли Электрувера, да так, что у него от злости чуть не полопались катодные трубки, и ушли, торжествуя. Машина, однако, умела самопрограммироваться, и был у нее специальный контур усиления самоуверенности с предохранителем в шесть килоампер, и в самый короткий срок все изменилось самым решительным образом. Ее стихи стали туманными, многозначительными, турпистическими, магическими и приводили в совершеннейшее отупение. И когда прибыла новая партия поэтов, чтобы поиздеваться и покуражиться над машиной, она ответила им такой модернистской импровизацией, что у них в зобу дыханье сперло; от второго же стихотворения серьезно занемог некий бард старшего поколения, удостоенный двух государственных премий и бюста, выставленного в городском парке. С тех пор ни один поэт уже не в силах был сопротивляться пагубному желанию вызывать Электрувера на лирическое состязание -- и тащились они отовсюду, волоча мешки и сумки, набитые рукописями. Электрувер давал гостю почитать вслух, на ходу схватывал алгоритм его поэзии и, основываясь на нем, отвечал стихами, выдержанными в том же духе, но во много раз лучшими -- от двухсот двадцати до трехсот сорока семи раз,

Спустя некоторое время он так приноровился, что одним-двумя сонетами сваливал с ног заслуженного барда. А что хуже всего -оказалось, что из соревнования с ним с честью могут выйти лишь графоманы, которые, как известно, не отличают хороших стихов от плохих', потому-то они и уходили безнаказанно, кроме одного, Сломавшего ногу, споткнувшись у выхода о широкое эпическое полотно Электрувера, весьма новаторское и начинавшееся со строк:

Тьма. Во тьме закружились пустоты.

Осязаем, но призрачен след.

Ветер дунул -- и взора как нет.

Слышен шаг наступающей роты.

В то же самое время настоящим поэтам Электрувер наносил значительный урон, хотя и косвенно -- ведь зла им он не причинял. Несмотря на это, один почтенный уже лирик, а вслед за ним два модерниста совершили самоубийство, спрыгнув с высокой скалы, которая по роковому стечению обстоятельств как раз попалась им на пути от резиденции Трурля к станции железной дороги.