Работа за рубежом   ::   Забирко Виталий

- Обобьешься, - отрезала Машка. - Тебе похмелиться надо, а не кофе пить.

Она спрятала деньги в карманчик халатика и ушла.

Я включил электрический чайник, нашел банку растворимого кофе. Кофе немного поднял тонус, но не помог вспомнить, зачем же я ставил будильник. Ладно, если я кому-то нужен, найдет меня по мобильному телефону.

Я закурил, и тут снова накатило, да так, что хоть взаправду вешайся. Права Машка, не кофе мне пить, а похмелиться надо. Прекрасно понимая, что в квартире нет ни капли спиртного, я не стал рыскать по шкафчикам на кухне, а прямиком направился к выходной двери.

Когда я спустился на лифте и вышел во двор, то понял, что опоздал. На свое счастье. В нашей стране ведь как - упал кирпич на голову, проломил череп, ты на всю жизнь калекой сделался, но зато остался жив. Вот тебе и счастье, другого у нас не бывает. Именно такое "счастье" меня во дворе и поджидало.

Двор был запружен милицейскими машинами, на детской площадке галдела толпа зевак, оттесненная туда нарядом омоновцев, а на крыльце соседнего подъезда, огороженного пластиковой лентой, двое судмедэкспертов возились у распростертого на ступеньках тела. Как понимаю, очередное покушение на депутата Хацимоева, живущего в соседнем подъезде. Или теперь уже жившего?

- ...Да жив он, что ему сделается?! - вещал из толпы зевак зычный голос дворничихи, бабы Веры. - Третье покушение, а ему хоть бы хны!

- А кто же на ступеньках лежит?

- Женька Семигин, с шестого этажа. Он как раз в подъезд заходил, а Хацимоев выходил, когда киллер палить начал... Не повезло Женьке.

Мне, по всем раскладкам, "повезло". По-нашенски, по-российски. Выйди я из дому на полчаса раньше, глядишь, не Женькин труп на ступеньках лежал бы, а мой. Боюсь, надоест киллерам из автоматов по депутату мазать, завезут в подвал пару мешочков гексогена, чтоб, значит, наверняка... Вместе с известным депутатом Хацимоевым и неизвестный Ларионов в мир иной отправится... Но пока я жив, а случайная пуля другому досталась, следует радоваться, ибо иного счастья мне не дано.

Радоваться хотелось равно в такой же степени, как утром вешаться. А вот сбежать хотелось. Очень хотелось. От такой семьи, из такой страны, от такого "счастья"... Только на фиг я кому за рубежом нужен? Кому нужен "неизвестный Ларионов"? Там и известный Фесенко с нашими плоско-пошлыми остротами никому не нужен.

Присоединяться к зевакам я не собирался, поэтому бочком протиснулся сквозь толпу и, выйдя со двора, направился к кафе "Минутка".

- Привет, Паша... - промямлил бармену, усаживаясь у стойки. Паша глянул на меня и все понял.

- Привет, Ларионов, - сказал он. - Давно из могилы выбрался?

- Что, такой мертвый?

- Разве что трупных пятен не видно, - усмехнулся бармен, наливая в мерный стаканчик водку.

Как ни заторможено было сознание, но я среагировал. Достал диктофон, буркнул в него: "Трупные пятна - косметика". Если на трезвую голову обыграть, хорошая острота может получиться.

Паша поставил передо мной стопку водки и стакан с томатным соком.

- Оживай!

Я круто посолил томатный сок, отхлебнул, затем, вздрогнув, опрокинул в себя рюмку и тут же запил соком.

- Только не наблюй здесь, - сказал Паша, видя, как я монументом застыл на табурете. Если кто надумает-таки памятник "Неизвестному Ларионову" ставить, лучшей позы не придумать. Тютелька в тютельку.

С минуту организм на повышенных тонах дискутировал с проглоченной водкой, затем смирился, и меня отпустило. Я помахал перед лицом бармена указательным пальцем, бросил на стойку деньги и молча вышел. Отпустить-то отпустило, но говорить пока не мог.

На улице я пару раз глубоко вдохнул и наконец-то почувствовал себя более-менее сносно. Однако вспомнить, зачем вчера поставил будильник, все равно не смог. Ну и черт с ним.