Атрибут власти   ::   Абдуллаев Чингиз Акифович

Что остается? Доживать пенсионером за счет Джил в Италии? Незавидная участь.

– Хватит! – разозлился Машков. – Мы все уже обговорили. Ты летишь сегодня, и никаких разговоров на эту тему у нас с тобой больше быть не может.

– Я вас понял, генерал. Счастливо оставаться!

– И не нужно принимать все так близко к сердцу. Слава богу, что они разрешили хоть этот вариант. Будь здоров! А когда все закончится, мы с тобой еще посидим. И кстати, поздравляю тебя со старым Новым годом. Жаль, что мы с тобой его не отметим.

– До свидания. – Дронго раздраженно отключился.

И почти тут же раздался новый звонок. Дронго резко обернулся, схватил трубку и сразу же зло осведомился:

– Снова хочешь мне объяснить, как красиво ты поступил?

– Я хотела пожелать вам счастливого пути, – услышал он знакомый голос Нащекиной. – Мне сообщили, что вы уезжаете.

– Извините. Я принял вас за другого…

– Догадываюсь даже за кого. Счастливого вам пути!

Она наверняка знала, что его телефон уже прослушивается, но тем не менее позвонила. Дронго подумал, что был несправедлив и к Машкову, и к ней. В конце концов, они чиновники, а не «вольные стрелки», как он.

– Спасибо за ваш звонок, – поблагодарил Дронго, – я очень тронут.

– Счастливого пути! – повторила она, не добавив больше ни слова.

Через три часа он вылетел во Франкфурт, а затем – в Рим. Вечером этого же дня Дронго был уже в Италии. И никто во всем мире не мог даже предположить, что ему еще придется столкнуться с бывшим генералом «Штази» Гельмутом Гейтлером.

РОССИЯ. МОСКВА. 14 ЯНВАРЯ, ПЯТНИЦА



Через двадцать минут должна была состояться встреча с одним из министров правительства. Им предстояло рассмотреть сложный вопрос, но президент уже знал, что встречу будут освещать журналисты сразу нескольких телевизионных каналов. Все было продумано до мелочей. Охрана привычно проверяла аппаратуру уже прибывших телевизионщиков, прежде чем пропустить их в апартаменты главы государства, а президент, сидя в кабинете за столом, слегка морщился, размышляя о предстоящей беседе с министром. Она действительно была важной, и его раздражало, что начать ее им придется с этого «телевизионного шоу».

В силу своей прежней профессии он вообще не любил обсуждать важные вопросы на людях, как не терпел и публичных дискуссий, в которых собеседники стараются блеснуть интеллектом. Президент был убежден, что деловые встречи должны проходить без присутствия журналистов, а следовательно, и излишнего популизма принимаемых на них решений. Ведь когда разговор ведется под объективами телекамер, невозможно сосредоточиться и нормально работать. Но он также понимал и необходимость освещения деятельности первого лица страны, как составной части его имиджа, пропаганды его президентских функций. Это был один из обязательных атрибутов его власти, проявляющийся в этих телевизионных картинках, очень важных для его должности.

Недавно, когда во время обсуждения сложного финансового вопроса кто-то из министров выдвинул возражения и попытался обосновать их своими фактами, президент не выдержал. Под объективами телекамер он впервые сорвался и громко попросил: «Без комментариев». И еще раз повторил свою просьбу. Это был очевидный срыв, но он не хотел признаваться в этом даже себе самому. Вынесение интеллектуального спора на широкую аудиторию ему не нравилось.

Президент прикрыл глаза. Когда несколько дней назад в театре в их с женой сторону метнулся человек с блеснувшим в руке ножом, он не испугался. Совсем не испугался. Наоборот, инстинктивно шагнул вперед, защищая жену. Там все было ясно. Кто-то пытался прорваться к нему, но он сразу же, еще до того, как злоумышленника схватили офицеры охраны, понял, что абсолютно не боится этого незнакомца.